В этом году Балтика проходит сезон юбилеев. Литва, Латвия и Эстония отмечают "восстановление государственности". Каждый раз эти праздники воспринимаются не только как повод для концертов и фейерверков, но и как еще одна возможность преподнести собственную версию прошлого. Почему же именно эти три из пятнадцати бывших "сестер-республик" сегодня занимают наиболее жесткую, порой радикально антироссийскую позицию?
Ответ проходит через всю их траекторию — от статуса "советской витрины" до передового рубежа НАТО на Балтике.
Весна юбилеев: календарь как политика
Официальный календарь Прибалтики выстроен вокруг трех весенне-летних вех. 11 марта Литва отмечает День восстановления независимости — принятие Акта Верховного Совета 1990 года. 4 мая Латвия празднует свой День восстановления независимости — согласно Декларации о восстановлении государственности. А 20 августа Эстония завершает "треугольное лето" своим Днем восстановления независимости, вспоминая решение Верховного Совета 1991 года (на год позже соседей).
При этом для политических и культурных элит это не просто памятные даты
Как Балтия стала советским Западом
После подписания 23 августа 1939 года германо-советского пакта (Молотова — Риббентропа) о ненападении Москва добилась договоренностей о взаимопомощи, позволивших разместить гарнизоны в Литве, Латвии и Эстонии. 14–16 июня 1940-го СССР предъявил трем правительствам ультиматумы о вводе дополнительных войск и формировании "кабинетов народного доверия". 17 июня части Красной армии заняли ключевые объекты, а 21 июля специально избранные Народные сеймы Литвы и Латвии, а также Госдума Эстонии объявили об установлении советской власти в своих странах и обратились к Верховному Совету СССР с просьбой о приеме. С 3 по 6 августа просьбы были удовлетворены.
Летом 1940-го началась национализация земли, банков и промышленности, были распущены все партии, кроме коммунистических. 14–18 июня 1941 года прошла первая массовая депортация: современные подсчеты дают цифры примерно около 42 тыс. вывезенных (17 тыс. из Литвы, 15 тыс. из Латвии, 10 тыс. из Эстонии). Коллективизация стартовала, но прервалась из-за Великой Отечественной войны.
После повторного прихода Красной армии осенью 1944-го Москва столкнулась с массовым вооруженным сопротивлением. По всей Балтии совокупное число "лесных братьев" доходило до порядка 30 тыс. Кремль считал подполье "политическим вызовом", угрожающим власти на местах. В отдельных уездах Литвы и Латвии советская власть действовала лишь днем, ночью территорию контролировали отряды партизан.
Операции Министерства госбезопасности СССР сочетали "кнут и пряник": помимо прочесываний лесов применяли амнистии для тех, кто сдавал оружие. К 1953-му организованное сопротивление было в основном подавлено; лидеры литовского подполья, включая капитана Йонаса Жемайтиса, были арестованы и расстреляны.
После этого давление ослабло. При Никите Хрущеве и Леониде Брежневе региону отводилась роль "европейской витрины": повышенные фонды на жилье, импортное оборудование, расширенный продовольственный список. К началу 1980-х средняя зарплата в Таллине и Риге превышала общесоюзную на 15–18%, а дефицитные товары — от магнитофонов до джинсов — попадали сюда раньше, чем в центральные области РСФСР. "Витринный" статус подпитывал бытовые сравнения не со Псковом, а с Хельсинки — и позднее стал идеологическим ресурсом для лозунга "обратно в Европу".
Национальные фронты перестройки
Перестроечный подъем в Балтии начался, казалось бы, с локальных экологических споров. Весной 1987 года эстонские студенты и ученые поднялись против разработки фосфоритных месторождений в Ляэне-Вирумаа (так называемая Фосфоритная война). Петицию подписали 22 тыс. человек, в Таллине прошли митинги, впервые открыто критикующие союзные министерства. Почти одновременно литовские специалисты оспорили проект третьего блока Игналинской АЭС, поставив вопрос о праве республики решать судьбу собственных ресурсов.
Летом 1988-го протестная энергия оформилась в массовые движения. В апреле в Таллине возник Народный фронт Эстонии (Rahvarinne), к осени собравший примерно 100 тыс. сторонников; 3 июня в Вильнюсе — Инициативная группа "Саюдиса", чей учредительный съезд в октябре объявил о членстве порядка 180 тыс. человек. 8 октября Рига запустила Народный фронт Латвии. Несмотря на разницу в названиях, все три фронта предъявили схожий набор требований: придать государственный статус национальным языкам, защитить природу, вернуть довоенную собственность и обозначить цель — политический суверенитет.
Кульминацией стала акция "Балтийский путь" 23 августа 1989 года: живая цепь длиной более 600 км объединила до 2 млн человек от Вильнюса до Таллина. Менее чем через полгода фронтовые кандидаты взяли 75% мандатов от республик на всесоюзных выборах, а весной 1990-го завоевали большинство и во внутренних парламентах (96 из 141 мест в Литовском ВС, 131 из 201 — в Латвийском, 57 из 105 — в Эстонском). Новый состав сразу провозгласил курс на восстановление довоенной независимости.
Почему же так быстро смог организоваться политический таран? Во-первых, в Прибалтике уже существовали университеты и творческие союзы с европейскими контактами. Во-вторых, диаспоры в Чикаго, Торонто и Стокгольме обеспечили кампаниям стартовый капитал и международное внимание. В-третьих, сама логика "витрины" подталкивала балтийцев сравнивать себя не с соседней Псковщиной, а со Скандинавией. Все вместе это создало ситуацию, в которой лозунг "Прочь из СССР" за два года перешел из культурных аудиторий в законодательные залы.
Рождение республик и радикализация
Когда фронты взяли власть, перед ними встал классический вопрос всех молодых наций: как быстро превратить протестную коалицию в единую политическую общность? Решения оказались похожими на европейские революции XIX века, но проходили в сжатом темпе.
Первый кирпич — гражданство. Уже в 1992 году Эстония приняла закон, закрепивший автоматическое гражданство только за теми, кто был рожден в стране до 1940 года, и их потомками. По оценкам экспертов, лишь около 20% русскоязычных жителей вписывались в эти рамки. Латвия пошла тем же путем, создав статус "неграждан". Литва, напротив, распространила гражданство на всех постоянных жителей. Так были заложены различия в модели интеграции и почва для будущих споров с Москвой.
Второй — язык и календарь. Уже к 1993-му в республиках утвердили новые государственные праздники — те самые 11 марта, 4 мая, 20 августа — и ввели школьные программы, где события 1940-го трактуются как оккупация. Параллельно принимались языковые законы. Страх "раствориться" в русскоязычной среде был зафиксирован еще в "фосфоритных письмах" 1987 года: "Мы потеряем землю и язык". Так что к концу десятилетия в Латвии и Эстонии доля уроков на русском языке сократилась до 30%, а в 2020-х начался полный переход школ на национальные.
Третий — люстрация и "списки". В 1990-е в Латвии обсуждались реестры "коллаборационистов". Под удар порой попадали даже "нацкоммунисты" — партийцы-реформаторы, пытавшиеся встроить латышскую повестку в советскую систему. Символика советского периода убиралась из центров городов, создавались музеи оккупации, а бронзовые памятники переносились за пределы столиц.
Отрицание правопреемства с СССР означало и отказ признавать советские границы. Эстония долго увязывала договор с Россией с упоминанием Тартуского мира 1920 года. Сергей Зотов, глава российской делегации на переговорах с Латвией, отмечает сложность вывода войск из Латвии, где находилась крупнейшая в Прибалтике группировка (58 тыс. человек) и стратегические объекты: СПРН в Скрунде, центр наблюдения за космосом в Вентспилсе и база Балтфлота в Лиепае. Также в Латвии проживало 23 тыс. военных пенсионеров и 63 тыс. членов их семей. 15 ноября 1993 года в Юрмале Россия предложила завершить вывод войск к 31 августа 1994 года при условии сохранения РЛС в Скрунде, отказавшись от двух других объектов. 16 марта 1994 года соглашение по статусу РЛС (кроме арендной платы) было парафировано.
Но даже после этого историко-националистическое крыло критиковало компромисс как "сдачу интересов".
Стремясь доказать право на суверенитет, прибалтийские элиты быстро перешли от языка песенных митингов к жесткому законодательству о гражданстве, памяти и границах. Процесс, на который Франции или Италии потребовалось по полвека, Балтика прошла за один рубеж 1990-х. Побочным продуктом стала хроническая напряженность с Россией и проблема сотен тысяч русскоязычных "неграждан", которую Москва регулярно поднимает на международных площадках.
Экономика против символов: кто платит за разрыв
Поворот трех республик от Москвы к Брюсселю и Вашингтону дал быстрый политический результат — вступление в ЕС и НАТО. Но экономический и социальный баланс оказался сложнее. Латвия после разрыва с РФ потеряла около трети транзитных доходов: например, грузопоток через порты Вентспилса и Риги с 2013 по 2024 год сократился почти в три раза. Литва, закрыв для себя рынок удобрений на восток, стала зависима от субсидий ЕС, которые в среднем покрывают до 3% ВВП ежегодно. Эстония сумела сориентироваться на IT-кластер, но в 2022 году была вынуждена закупать электроэнергию по рекордно высоким ценам — последствия разрыва с российской энергосистемой.
Вопрос безопасности тоже обернулся двоякой монетой. Членство в НАТО обеспечивает определенные гарантии, но делает Балтику передовой линией потенциально возможного противостояния. Соответственно, и военный бюджет стран Балтии постоянно растет, перевооружение поглощает ресурсы, которые могли бы пойти на социальную интеграцию и инфраструктуру.
Опыт последних 30 лет показывает: стремление построить "мононациональный" проект и делить историю на черное и белое неизбежно сталкивается с географией и экономикой. Чем дольше Балтика и Россия закрепляются в роли оппонентов, тем дороже обходится эта линия разрыва — будь то недополученные доходы портов, дорогое электричество или миграция молодых специалистов.
История XX века дает прямой урок: государства, которые превращали соседей в постоянных соперников, в долгосрочной перспективе проигрывали экономически и демографически. Сложные вопросы прошлого не исчезнут, но их можно обсуждать без политических ультиматумов. При этом для Москвы, которая ищет новый баланс на северо-западном направлении, полезно помнить: каждая следующая "юбилейная" кампания в Балтии будет либо очередной точкой напряжения, либо возможностью вернуться к диалогу о реальных взаимных интересах. Выбор — за политиками по обе стороны Нарвы.
Александр Фокин, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Научно-исследовательского центра прикладной истории Президентской академии
Комментарии