Московские нищие объяснили, почему они живут на улице
«Знаете, почему все нищие едут в Москву? Да потому, что тут еды полно! От голода не умрешь».
Точка раздачи горячего питания в двух шагах от Павелецкого вокзала. Время кормежки — 20:00. К назначенному времени на пятачке собираются несколько десятков человек. Мужчины — в темном, женщины — в цветном. За спиной набитые рюкзаки, в руках пакеты с вещами. Пьяных вроде нет. Во всяком случае, с ног никто не валился.
«МК» провел несколько дней с теми, кто стоит в очереди за бесплатной едой

«Точка еды» в центре Москвы — отнюдь не злачное место сбора маргиналов, как можно было бы подумать. Все выглядит очень организованно, даже цивильно. Собравшиеся вели оживленные беседы, шутили, смеялись. Компании разношерстные: опрятные пенсионерки, помятые мужики, старики с газетами, молодые парни, похожие на культуристов. Среди мужчин больше представителей среднего возраста, женщины в основном пожилые, совсем не похожие на бродяг.
Подъехала машина. Волонтеры вытащили раскладные столы. Выгрузили горячее, чай. Столовая под открытым небом готова к открытию.
«Шапку кинул — на бутылку собрал»
— Мужчины — слева, женщины — справа, — командует активист Антон. — Сначала обслуживаем дам! Предупреждаю, кормежка закончится, если начнутся драки!
Дает отмашку волонтерам: «Начинаем».
— Тут всякое случается, — объясняет Антон. — Если какая-то драка, я не вмешиваюсь. Только за раздатчиками еды слежу, чтобы их никак не коснулось и они не полезли никого разнимать. А что сделаешь в таких случаях? Ничего! Как-то у меня на точке почти поножовщина случилась, вызвал полицию. Человек кричал, визжал, махал ножом. Потом ушел. Через 15 минут вернулся. Опять поорал и убежал. Только минут через 10 полиция приехала. К тому времени скандалиста уже след простыл. Но обычно конфликт тушится быстро. Достаточно подойти, пару слов сказать тому, кто начал, и все успокаивается.
Народ прибывал. Очередь заметно увеличилась.
— Сегодня мало народу, так что еще за добавкой придут. Они часто по второму кругу подходят. Ненасытные. Женщинам, как правило, одной порции достаточно. Многие берут тарелку супа и уходят с ней, не едят при всех.
— Люди здесь знакомы друг с другом?
— Это уличная жизнь, как тут не познакомиться. Некоторые годами ходят к нам. Вон ту бабушку в шапке я наблюдаю около четырех лет. Сейчас они тут поедят и поедут на другую точку.
— Рассказывают о себе?
— Не особо. Кому хочется о таком рассказывать.
— Большинство прилично выглядит, и не скажешь, что бездомные.
— Ну а как вы хотели? Это же центр Москвы. Здесь даже бомжи следят за собой. А на МКАДе есть точки, где совсем другая публика собирается.
Антон признается, что кормить нищих становится сложнее.
— Некоторые благотворители отказались от спонсорства. Охотнее дают деньги на кошечек, собачек и детишек. Считают, бездомные сами виноваты, это их выбор. Хотя часть людей, конечно, сами виноваты…
— Бездомных стало больше за последние годы?
— Не сказал бы, но и меньше не стало. Некоторые считают, что бродяжничать не самый плохой вариант. Ответственности ноль, налоги платить не надо, никаких обязательств: тут поел, там оделся, шапку кинул — на бутылку собрал. Больше 80% из них — с зависимостью или ментальными особенностями, разрушенной психикой.

«В смысле почему я здесь?»
Еду раздали быстро. Минут 20 - и готово. Мужчины ели быстро, толком не прожевывали. Женщины растягивали удовольствие.
— Почему вы здесь? — я подошла к женщинам, которые образовали кружок.
Дамы шарахнулись в сторону. Только одна замерла, уставилась на меня.
— В смысле почему я здесь? — пожимает плечами. — Как и все.
Женщина сжала губы, руки затряслись. То ли от испуга, то ли от волнения.
Разговорить таких людей непросто. Я обратилась к скрученной высохшей бабушке в розовой куртке. Она стояла одна, отвернувшись от всех.
— Я очень старая, мне 86 лет, — хлопает глазами пенсионерка. — С 2006 года ухаживала за лежачей дочерью, пока она не умерла. В 2016-м сама попала в ДТП. У меня травмирован позвоночник. Хожу с палкой, без нее в метро место не уступают. Вторая дочка многодетная, ей не до меня. Помочь мне некому. Вот недавно дома надо было окна помыть к Пасхе, но я не смогла, боялась упасть.
Женщина с плошкой супа замирает.
— Если вы против, я не буду ходить сюда, — протягивает мне тарелку.
— Да Боже упаси! Конечно, я не против! Приходите! — успокаиваю я мою собеседницу.
— Меня (называет имя) зовут, только, ради Бога, нигде не упоминайте его. Не озвучивайте никому, даже во сне не произносите. С 1956 года работала ночным сторожем в госорганизации. Сейчас дополнительного заработка нет, пенсия крошечная. Сегодня Чистый четверг: все либо в храме стоят, либо яйца красят. А я вот тут. Сама суп приготовить не могу, только из пакетика заварить.
— Вы где-то рядом живете?
— Нет, с окраины сюда приезжаю. Кормят только в центре, в спальных районах ничего нет.
Я не стала уточнять, как она с травмированным позвоночником доковыляла на другой конец Москвы. Психологи говорят, что вранье у нищих превращается в привычку: так проще сохранить к себе хоть какое-то уважение. Те, кто оказался в тяжелой жизненной ситуации, боятся говорить о себе правду, чтобы не быть совсем отвергнутыми.
«Вы такие злые!»
Среди собравшихся выделяется высокая женщин лет сорока. Чистые джинсы, куртка, опрятная стрижка.
— У меня вытащили сумку с документами и деньгами, — охотно делится со мной. — Не знала, что делать. Подсказали, что здесь можно покушать. Волонтеры меня из толпы выделили, поняли, что я не совсем на дне, посоветовали, как восстановить документы. Пока паспорт делаю, временно у друзей живу. Неудобно их объедать, вот и пришла сюда.
— Врет! — мгновенно реагирует одна из старушек. — Как могли документы украсть? Спала или пьяная была? У нормальной не утащат. Адекватный человек деньги и документы на поясе носит.
— Почему вы такие злые? — удивилась моя собеседница.
— Ну так поживи на улице и не такой будешь.
За спором наблюдали две пенсионерки. Я к ним.
— Меня Ира зовут, — представляюсь. — А вас?
— Не важно, — буркнула одна. — Вы бы помогли чем-нибудь, а не расспрашивали. Одежду какую-нибудь дали бы. Волонтеры обещали не только накормить, но и приодеть, а сейчас говорят: "Нет ничего". Врут! Шмотки раздают другим. У меня вообще не осталось вещей, все за зиму поизносилось. Сейчас весна, а я в теплом хожу. Пришла в храм Флора и Лавра, а мне от ворот поворот: на вас ничего нет, всё направляем в Курскую, Донецкую и Луганскую области. А нам шиш! Просила у них хотя бы ветровку. Не дали. Что же нам в одной одежде год ходить? Там кладовщица даже не стала помогать, хотя пакеты стояли. Без-раз-лич-ная! Могла бы найти ветровку и юбку. У меня ведь ни одной юбки нет! Брюки надеть не могу, ноги не поднимаются. Мне говорят: с юбками дефицит, их отдают беженцам. Но беженцам выделили комнаты, они могут сесть на стул и натянуть трико, а я где стул возьму?
Характеры у нищих тяжелые. Вместо благодарностей волонтеры часто слышат претензии в свой адрес. В своих бедах люди со сложной судьбой, как правило, винят окружающих.
— Плохо здесь готовят, не нравится мне, — продолжает та, что осталась без юбки. — Завтра здесь будет раздавать еду Донской монастырь, так 250 человек придут. Потому что у них и первое, и второе, и чай с пирожками! Заметьте, пирожки не жареные, а нормальные! В меню: суп куриный, гречка с тушенкой, чай обязательно с лимоном и пирожки с капустой. А сегодня только первое дают, да и то не поймешь, суп это или что.
У каждого нищего с собой есть брошюрка, где указаны время и место раздачи еды и одежды.
— В среду, в 16:30, кушаю около Павелецкого вокзала. По вторникам — во дворе церкви Флора и Лавра, — перечисляет распорядок дня женщина. — Своего жилья у меня нет, родственников, считай, тоже. Вот и отираюсь около вокзалов.
— Где-то же вы раньше жили?
— Никогда у меня не было жилья. Я сирота. Почти всю жизнь на улице провела. Вот вы где жили? С родителями? А потом заработали себе на жилье? Если нет ни бабушек, ни дедушек с квартирами, что делать?
Бездомная жалуется, что минувшей зимой отморозила ноги, теперь передвигается с костылем.
— В Москве ночевать особо негде: из подъездов гонят только так. Жильцы опасаются, что мы спалим дом или нагадим. Хотя мы мирные, нам только погреться, ночь пережить. С вокзалов тоже вышвыривают. В заброшках можно уснуть и не проснуться. Повезет, если к нам прибьется человек, который не успел пропить свою квартиру. Тогда можно у него перекантоваться. В ночлежках с местами туго. Да и комнаты дают тем, кто хочет работать. Большую часть времени я сижу около вокзала, либо у круглосуточного магазина, или в кафе, пока не попросят на выход.
— Где вы моетесь?
— Я не моюсь. У меня депрессия. Вот хочу что-то сделать, а болезнь не пускает. Надо идти за одеждой или помыться, а не идешь. Спасибо, что в больницу в случае чего всех принимают, даже без прописки. Правда, держат пациентов разное количество дней. Тех, кто без прописки, быстро выпроваживают, остальные подольше лежат.
— Опасно женщине жить на улице?
— Всякое бывает. Пьяные мужики могут просто так пнуть. Знакомую так толкнули, что она ногу сломала, инвалидом осталась. Обычное дело. А вот полиция нас не трогает, взять с нас нечего. Прохожим на нас наплевать, они нас не замечают. Так что просить деньги на улице — пустое занятие, ничего не дают.

«Полно людей «с приветом»
Трапеза закончена. Лавка свернулась. Нуждающиеся засобирались.
— Вон эти все понаехали из регионов, обжились на улице, — информирует собеседница и указывает на мужчин среднего возраста. — Освободившиеся из тюрем едут в Москву. У кого-то работы не осталось, они тоже сюда прутся. Живут на вокзалах или около вокзалов. С точки на точку ходят кушать: с Павелецкого на Казанский, с Ярославского на Белорусский, и так по кругу.
Собеседница кивает на трех женщин.
— Эти тетки — москвички с квартирами, они всегда вместе приходят. Знаю, у одной сын попал в аварию, помощи никакой нет. Все разговоры у них только о пенсии. С ними мужик стоит, он банки и бутылки по помойкам собирает. У него тоже квартира есть, только он про нее не рассказывает.
Я подошла к москвичам.
— Пенсии не хватает, все очень дорого, — неохотно делится одна из жительниц столицы. — Днем едим дома, а по вечерам сюда ходим, всё экономия.
— Так ты на обедах тоже экономь, на «Комсомольской» днем кормят, — подсказывают более осведомленные граждане.
К нам подходит женщина очень маленького роста.
— Я тоже москвичка, живу на окраине, у сына со снохой. Я стесняюсь у них есть. Рядом нет бесплатной кормежки, приходится сюда ездить. Но с едой не очень. К тому же я вегетарианка.
— Так ты на Нижний Сусальный сходи, там вегетарианская кухня для нищих, — советует бывалая и обращается ко мне: — Москвичи хитрые. Пенсии получают, но все равно приходят сюда. А потом домой, в тепленькую кроватку. Кстати, тут одна бывшая журналистка в шубе и меховой шапке стояла. Она тоже москвичка, но живет на вокзале. Рассказывала, что работала на телевидении, а теперь в какой-то овощ превратилась. Тут полно людей «с приветом».
Через два часа площадка для кормления опустела. Мы остались вдвоем с разговорчивой женщиной, которая ночует около вокзалов.
— У вас есть подруги? — спросила я. — В компании не так страшно на улице.
— У меня есть знакомые, они безумные. Да и зачем бездомным подруги? Куда нам вместе ходить? Вот я оставила у одной сумку, чтобы присмотрела. Но не факт, что вернусь, а сумка на месте. Подруги не постоянная величина. Я привыкла к одиночеству. Люди мне не нужны. Одной безопаснее и комфортнее.
Заголовок в газете: Точка общей еды
Комментарии