Владимир Максимов — легенда мирового гандбола. Капитанил в советской сборной, становился с ней олимпийским чемпионом и брал медаль чемпионата мира. После побеждал на Играх уже в качестве тренера — с национальной командой России. В 79 лет Владимир Салманович продолжает руководить "Чеховскими медведями" — самым титулованным клубом страны. Круглую дату мэтр отметит 14 октября — родился он в год Победы в Великой Отечественной войне в немецком Потсдаме, в семье врачей, спасавших солдат на фронте. Отца Максимов никогда не видел — он до сих пор числится пропавшим без вести, а мать Анна Григорьевна после прожила долгую жизнь. Ее история — в рассказе сына.
Родители были на фронте
Мама по профессии была терапевтом, в 20 лет после саратовского мединститута поехала на фронт, работала хирургом на Курской дуге. О войне рассказывать не любила, но я интересовался, спрашивал, как они лечили в полевых условиях. "Это сегодня есть бинты и все, что нужно, а как вы работали с ранеными?" — спрашивал я. Она рассказывала, что разрезали простыни, из них делали перевязочный материал, после стирали, сушили и по новой. В спорте в случае травм мы пользуемся обезболивающими, наркозами. А на фронте было так: пришел боец с ранениями — раздробило ступни ног, он в шоковом состоянии, уже на операционном столе, и она ему: "Миленький, потерпи". Он выпил два стакана спирта и терпел операцию. А самое страшное не это, а когда через день она пришла к нему, а он ей говорит: "Сестра, у меня все время стопа ноги чешется. Могу я снять бинты и почесать?" "У меня слезы на глазах", — рассказывала мама.
Или привозят в повозке раненого, грудная клетка замотана. В операционной разрезает повязки, а там ребер нет — видно, как сердце работает. И что тут сделаешь? Все бесполезно. И это только те истории, что она поведала мне под нажимом. Страшно представить, что было еще. Это сейчас мы жалуемся на скорую, если она на кочке подпрыгивает, а там повозки были. И люди терпели, потому что понимали, что это единственный путь к спасению.
Так что ничего радостного оттуда нет. Это сегодня День Победы — радость, а тогда был тяжелый, изнурительный труд. Трудно представить. И это человек, который был рядом с передовой, представьте, что было в самом пекле. У моей супруги тоже отец воевал. Очень тяжело, смерть была рядом, поэтому рассказывать об этом было крайне непросто.
Из Германии с мамой мы вернулись поездом — приехали в Киргизию, где жили ее родители. Работала врачом, денег было мало. Прекрасно помню, что 10 лет она ходила в офицерской шинели — только погоны старшего лейтенанта сняла, на новое средств не было. Никогда не забуду, как однажды она шла с большими сумками и одну дала дотащить мне. Оказалось, что там сахар — она его купила впрок, потому что пошли разговоры, что он скоро подорожает. Никогда не забуду.
Мама продолжала работать участковым врачом: уходила на работу утром, а я почти весь день был предоставлен себе, сам делал уроки. А после школы снимал форму, выходил на улицу. Если было тепло, то играл в трусах и майке — это была моя основная одежда.
После переехали в Майкоп, где и началась моя гандбольная карьера. У матери есть орден Красного Знамени. Когда я выиграл Олимпийские игры, мне вручили орден Трудового Красного Знамени. Он почти такой же, только там с ружьем, а тут — без. Я тогда сказал маме: "Видишь, часть награды уже есть".
День Победы для матери был главным праздником. В этот день у нас был семейный обед: накрывали стол, устраивали чаепитие, причем без спиртного — его она вообще не употребляла. И хоть повсюду были флаги и играла музыка, для нее это были тяжелые воспоминания. Умерла она в свой день рождения в 95 лет.
В Потсдаме после никогда не был. Приезжал в Берлин, в другие немецкие города, но именно туда попасть не удалось. При этом немцы часто говорили мне "ты же наш", на что я в шутку отвечал, что тогда выдавайте мне немецкий паспорт. На самом деле туда меня никогда не тянуло. В советские годы, когда у меня зарплата была 60–70 рублей, а потом ставка 120, мне предлагали играть в Испании за $3 тыс. в месяц — фантастические деньги по тем временам. Предлагали остаться, перевезти семью, все были готовы оплатить, но я им тогда сказал: "Спасибо, но продолжайте работать без меня". Потом еще уговаривали уехать тренером, но я так отрубил, что все уже понимали, что это бесполезно.
Поскольку мать вынесла такой труд, я всегда знал, что только он может сделать человека счастливым — без вариантов. И во главу угла всегда ставил личное участие в работе: если есть возможность что-то сделать, то нужно сделать — не надо ни на кого перекладывать, как бы тяжело ни было. Поручено — надо сделать.
Комментарии