30 апреля отмечается Международный день джаза — жанра, сочетающего в себе строгую гармонию и безудержную импровизацию. В преддверии этого праздника музыкант и главный редактор журнала "Правила жизни" Антон Беляев рассказал ТАСС о том, почему джаз уже нельзя назвать "живым", но как жанр продолжает тем не менее влиять на современную музыку. Также он поделился, почему проект LAB — это "территория безответственного поведения", почему ему "дискомфортно в кресле" шоу "Голос", и поведал о планах по развитию журнала "Правила жизни".
— Вы начали увлекаться джазом еще в подростковом возрасте. Чем вас привлек жанр в те годы?
— Я занимался академической музыкой, играл на фортепиано — то есть получал базовое музыкальное образование. Лет в 14 встретил одного человека, который делал все совершенно по-другому, не так, как это было принято, иногда даже "неприлично". Меня это поразило. Потом мне повезло заниматься с этим человеком и кое-что понять про джазовую музыку
— Вы отметили, что в музыке много математики. При этом чаще принято считать, что музыкой занимаются люди с гуманитарным мышлением. Вы тоже так считаете или же нет?
— Я думаю, что здесь нет правильного ответа, есть баланс. Сложно заниматься музыкой, совсем не понимая, что происходит. Думаю, что она "структурирует" гуманитариев и расслабляет математиков.
— А какие перспективы у джаза сегодня, на ваш взгляд?
— Не хочу, чтобы это прозвучало грубо по отношению к джазу, но это — музыка, в общем-то, мертвая, уже сложно назвать его развивающимся жанром. Был момент в начале прошлого века, когда джаз относился к поп-культуре, а потом из этой позиции перекочевал в зону экспериментов. Музыканты стали развивать мелодии и популярные песни в нечто более экспериментальное. Пока это происходило, джаз жил.
Сейчас джазовые музыканты соревнуются в скорости, тембральной изобретательности, но сам принцип — то, как рождается джазовая музыка, — уже проверен. 100 лет — это все же серьезный срок. Эксперименты продолжаются, но они не так радикальны. Поэтому современный джаз — это отпечаток того, что накоплено за это время. Конечно, есть огромное количество прекрасных джазовых музыкантов, которые делают интересные вещи, но концептуально радикальных изменений пока не намечается.
Все-таки музыка — это бизнес отчасти, хотя джаз сейчас уже таким большим бизнесом и не является. В музыке есть момент ее цветения, и джаз не увядает, потому что такая музыка умереть окончательно, думаю, не может.
— Можете сказать, как джазовый бэкграунд способен помочь музыканту? Лично вам он помогает в работе?
— Конечно, это величайший пласт культуры — джазовая импровизация, методы мышления в музыке. Джаз, в первую очередь, про свободу, а еще про вкус. Думаю, что это очень важный ингредиент в мышлении любого музыканта. У человека, который понимает джаз наравне с академической музыкой, развязаны руки. В музыке все хотят освободиться, найти свой путь. А окончательно раскрепоститься в ней, не зная такой механики, как джаз, думаю, просто невозможно.
— Вы говорили и про математику, и про свободу. Сейчас же у нас эпоха алгоритмов и коротких треков. Насколько в этом плане этот жанр уместен?
— Мы наблюдаем, как джаз стал огромной кладовой, имея множество личин. Из него музыканты могут что-то черпать. А что за музыка, которую обогащает джаз, думаю, неважно. Джаз — принцип работы с информацией.
— А как вы относитесь к использованию искусственного интеллекта в сочинении музыки? Вы же сами связываете музыку больше с чувствами, нежели с чем-то механическим, машинным.
— Машина хорошо делает машинную работу. Мы давно используем ИИ в инженерных задачах — например, в сведении музыки. Но заменить человеческие чувства искусственный интеллект пока не сможет. Мы слишком сложные создания.
— Вы сами много экспериментируете со звуком. Отметите самый необычный для вас эксперимент?
— Они все необычны. Здесь, возможно, уместна гастрономическая аналогия: это как сравнить десерт и суп. Что вкуснее?
Тем более, каждый эксперимент нас чему-то учит. Некоторые из них, надо признать, бывают и неудачными. Но когда такие случаются, ты все равно выносишь для себя что-то новое.
— Обратимся тогда к удачному эксперименту — к вашему проекту LAB. Ему уже шесть лет, он пользуется популярностью, и 31 мая у вас запланирован большой концерт на стадионе "Динамо" в Москве. Как появилась идея создания проекта? Как вы выбираете музыкантов?
— Это и есть желание почувствовать что-то новое. Оно есть и у коллег, которые становятся гостями шоу. Это также желание ощутить себя в новом качестве: не всегда артисту позволяют быть “другим”, зрители уже придумали его образ. У нас же территория безответственного поведения. В рамках приличия, конечно.
— А есть ли у вас в рамках этого проекта какие-то любимые работы или самые запоминающиеся случаи?
— С каждым гостем мы что-то почувствовали, чему-то научились. Это как выбирать из своих детей.
Но если вспомнить из забавного — опыт работы с Львом Лещенко в рамках LAB. Он пришел на репетицию за день до съемки и был настолько спокоен и безразличен к происходящему, что показалось, что он нас подведет: он был полностью погружен в себя.
И когда мы вышли на съемочную площадку, я был в напряжении, все время думал о том, как мне себя вести, если все пойдет не так. Но Лев Валерьянович продемонстрировал, как на самом деле надо работать. Включился в одну секунду, и выдал все за два дубля. Спел и сказал: "Ну все, Антошечка, спасибо" — и пошел. Мне понравилось, что человек не растрачивает энергию там, где нет необходимости. Я стараюсь учиться таким вещам.
— Если возвращаться к джазу. Считаете ли вы проект LAB проводником для широкой аудитории в мир джаза?
— У нас нет явного джазового маркера. Мы подбираем музыку, которая нам нравится, джаз среди нее. Мы не стремимся использовать песни высокого порядка, для которых человеку нужно несколько подготовиться, все-таки занимаемся музыкой легкой. Но на мой взгляд, она все равно немного сложнее, чем этого, например, хотел бы маркетинг-отдел для попадания в чарты. Но при этом все еще не такая сложная, как в зале консерватории Чайковского.
Самое большое заблуждение — мысль о том, что люди — стадо, которое будет слушать то, что им включают. Уверен, что все способны выбирать, слышать разницу между музыкой, которая с ними пытается дружить, и музыкой, которая просто пытается на них заработать.
— Давайте обратимся к проекту "Голос". Вы не первый год находитесь в жюри, при этом в 2013 году принимали в нем непосредственное участие как конкурсант. Помогает ли тот опыт в наставничестве и оценке новых претендентов?
— К сожалению, не сильно. Роль участника сильно лучше работы тренера. Мне, честно говоря, дискомфортно в кресле, я чувствую излишнюю, может даже травматичную, вовлеченность. Хотелось бы проще относиться к этому: все-таки это игра, которая глобально ничего не решает. Но для меня это стресс длиной в полгода. За счет предыдущего опыта, я знаю про ощущения участников, но не всегда это возможно учитывать в процессе.
— А чем обычно руководствуетесь прежде всего?
— Чувствами. Понятно, что есть определенный опыт, желание делать то, что симпатично самому и ребятам. Но это не всегда совпадает с видением аудитории или канала. Думаю, всем важно сохранять свое лицо и делать то, в чем разбираешься.
— Звучит как правила, "Правила жизни", — а в марте этого года вы стали главным редактором одноименного журнала. Расскажите, каковы уже сейчас впечатления от этой работы?
— Это очень ответственная и безответственная история одновременно. Безответственная с той точки зрения, что не имея ни образования, ни опыта в этой области, я не могу и не обязан быть профессионалом в печатном деле. Но я стараюсь разобраться, быть комфортным для своих коллег, хотя и знаю, что от меня больше ждут решений творческих. Именно поэтому я нахожусь на этой позиции. Медиахолдинг понимает, что мне это интересно, что можно использовать мои навыки для расширения границ глянца.
— А есть уже какие-то планы того, что вы конкретно хотите привнести туда?
— У нас скоро выходит первый номер, в создании которого я принимал участие. Это почти два месяца работы. У нас масштабный редизайн, введение новых внутренних понятий, обновление миссии. Это не революционный процесс, но заметная реформа.
Вообще я склонен к тому, чтобы все время прощупывать реальность, немножко раздвигать границы своего понимания. Думаю, что мы продолжим меняться, станем ярче, более лаконичными. “Правила Жизни” – своего рода исторический журнал, и мы не собираемся изменять хорошим и правильным традициям, которые сохранились от Сергея Минаева (бывшего главного редактора издания — прим. ТАСС). Но мне кажется, что журнал потерял свою энергию за последние годы. Как раз энергия у меня есть.
Комментарии