Дед Ильич
Сквозь лобовое стекло белобокой "Газели" с красными крестами снаружи и православным внутри виден вход на центральный рынок Каховки. В городе, который ВСУ ежедневно обстреливают артиллерией и забрасывают снарядами с дронов, рынок остался единственным местом, где собираются мирные жители. Он работает до 12 часов дня, потому скорая периодически по утрам выезжает именно сюда.
На скамейке у киоска с цветастыми халатами и черными носками сидит старичок в сером свитере и взъерошенным седыми волосами. По бокам костыли, ладонь его лежит на груди в районе сердца. Это первый пациент за нашу совместную с бригадой скорой помощи смену. К приезду врачей вокруг уже собрались лавочники, каждый готов помочь.
— Движение — жизнь, вот я и пошел за хлебом, — не то извиняясь, не то хвастаясь объясняет фельдшеру 87-летний Ильич неожиданно звонким голосом.
— Опять вы за хлебом? А дома кто-то есть? — фельдшер затягивает манжету тонометра на левой руке деда.
— Есть. Жинка и дочка
— Садитесь, Ильич, — заботливо усаживают старика в салон фельдшер и водитель. Как поясняет позже Андрей Кривошеенко, фельдшер бригады с 30-летним стажем, это уже третий вызов с утра. И, словно заранее готовя к впечатлениям, уточняет — большинство выездов будут к пенсионерам.
— Основной контингент Каховки — старше 80 лет. Родственники в молодом возрасте разъехались кто куда. Обслуживаем в основном такой возраст. Люди одинокие, фактически нуждаются просто в уходе. Мы для них как… — Андрей Николаевич так и не подбирает нужного слова. — ...никуда не денешься от этого.
По словам медицинского статистика станции скорой помощи Каховки Натальи, после начала СВО вызовы к пенсионерам составляют около 70% от общего числа. Молодые отправились на более мирные территории.
— Многие, кто уехал, звонят на скорую: бабушке плохо, помогите, — приводит пример Наталья. — Мы спрашиваем: вы откуда звоните? Из Италии. Наши приезжают на выезд, никто двери не открывает. Оказывается, бабушка позвонила, пожаловалась внучке, а та себе накрутила, звонит нам, говорит, что нужно срочно ехать, бабушка умирает. Таких вызовов очень много бывает. Казалось бы, людей в округе стало меньше, но работы прибавилось.
Привыкнув к страшному
Двор деда Ильича встречает черными пятнами выгоревших квартир, закрытыми фанерой окнами, воронками в асфальте, разбитой крышей детского сада. Все это, объясняет фельдшер, — последствия атак со стороны ВСУ. В таком состоянии почти вся Каховка. Из-за постоянной угрозы тут не осталось ни одной заправки или СТО, библиотеки закрыты, школы работают только в селах, и дети туда вынуждены добираться на автобусах, что тоже риск.
Тем не менее, согласно статистике, из 300 вызовов в месяц по Каховскому округу на минно-взрывные травмы (МВТ) в среднем приходится около 10 случаев. За сутки на наши выезды не пришлось пока ни одного человека, пострадавшего от обстрела, подрыва на мине или атаки дрона. Но за три года спецоперации здесь набралось предостаточно подобных историй.
— Недавно мужчина вылезал на остановке "Мясокомбинат", наступил на мину "Лепесток", прямо с автобуса. Ступню оторвало, — вспоминает водитель скорой Юрий, объезжая травмы на теле асфальта. — Жена его получила осколочное ранение, ее подлатали и отправили домой. А ему — ампутация ноги. Хорошо, что сейчас кассеты (кассетные боеприпасы — прим. ТАСС) не валяются.
Пока нет вызовов, мне предлагают короткую экскурсию по городу. Где бы мы ни проехали, практически каждый перекресток ассоциируется у бригады с прилетами или встречами с беспилотниками.
— Медиком я с детства хотел быть. Мать работала санитаркой в больнице, как присмотрел сразу, так и пошел, — делится Андрей. — Хотелось бы, конечно, в институт пойти, но рядом было Бериславское медучилище, пошел туда, закончил. Так и работал, сначала медбратом в отделении, потом перевели по специальности фельдшера на скорую помощь Каховки. Так по сей день и работаем, так и встретили СВО, остались, спасаем. Единственное, что поменялось, так это добавились минно-взрывные травмы, которых раньше никто не видел.
В команде с водителем Юрием фельдшер работает с 2020 года. Сам Юрий из-за отсутствия в городе станций техобслуживания заодно еще и механик. Обсуждая удары по мирным жителям со стороны ВСУ, он совершенно не стесняется в выражениях.
— Вспомнить только декабрьский случай в Новой Каховке, когда ударили по автобусу. Сколько там было — 18 раненых. Наши возили этих пострадавших до часу ночи. А что сделаешь? Твари, кто обстреливает мирных, что еще сказать. Когда там наносят на технику свастику, о чем мы разговариваем? Мой дедушка прошел войну, брат моего деда в плену был. Ты представляешь, что бы они со мной сделали, если бы я себе наколку со свастикой сделал? Меня бы порвали за такое, — гневается он.
— К страшному привыкаешь, мы уже привыкли. От судьбы не уйдешь, — говорит Андрей, пока мы проезжаем мимо детской библиотеки с выбитыми окнами.
— В прошлом году был вызов: бабушка решила мусор спалить многолетний, накидала его в мангал и подпалила, — продолжает Юрий. — Так вот там кассета после обстрела лежала. Бахнуло, старушку бедную посекло.
Разговор бесцеремонным визгом прерывает дрон-детектор, вынуждая нас покинуть карету скорой и забежать в ближайший подъезд. С пятого этажа дома в так называемой красной зоне открывается вид на Днепр и правый берег. Пока ждем затишья, фельдшер успокаивает: кружит дрон-разведчик, а не FPV, чьи операторы имеют привычку залетать в окна.
Никак не разделить
— Красивые девчата у вас, Владимир Михайлович, вот бы их к нам на скорую, — обращается Юрий к главврачу Каховской ЦРБ Владимиру Мурашову, к которому мы заскочили поздороваться.
— Не надо их забирать, они нам самим нужны, — отвечает Владимир Михайлович и добавляет. — Сейчас под навесик машину вашу спрячем.
Несмотря на то, что центральная районная больница и скорая помощь формально не зависят друг от друга, учреждения при нынешней обстановке стараются друг друга поддерживать. Особенно из-за острой нехватки кадров.
— Есть у нас мобильные бригады. Когда нет связи, когда коллеги из скорой помощи на выезде, а у них одна машина в смене, мы даже выезжаем на адреса, выполняем работы скорой помощи. Также осуществляем маршрутизацию на Геническ, Мелитополь, Бердянск, Симферополь после ранений. Мы делаем общее дело со скорой помощью. Хоть и разные организации, нас никак не разделить, — добавляет Мурашов.
Все стационарные пациенты с МВТ в больнице — гражданские, уточняет собеседник. Тяжело пострадавших больница в основном отправляет в Геническ, Скадовск или в Крым.
— У нас был человек с ранением конечности и частичным ранением магистрального сосуда на бедре. Мы сами отвезли его в Мелитополь. Там его прооперировали, он вернулся к нам. То есть нас выручают близлежащие города, — показывает Владимир Михайлович приемный покой. Затем провожает до палаты временного пребывания, рентген-кабинета, смотровой. Всюду заколочены окна, на потолках заметны отверстия от осколков.
Бригада скорой помощи тем временем получает новый вызов.
Скоро и осторожно
— Она умерла, — поднимается фельдшер над бабушкой, которая мирно лежит на кровати в своей квартире. Советская лакированная тумбочка рядом заставлена банками с лекарствами и бутылками с водой, на потертом полу — мягкие розовые тапочки. Воздух наполнен запахом таблеток и скрипом половиц.
— Она моя невестка, получается, — вздыхает рядом старушка, которая встретила нас в квартире. — Как пошла на пенсию, я ухаживала за ней.
— Родственники есть? — спрашивает Андрей, пока внук собеседницы по рекомендации фельдшера набирает полицию.
— Дочка приходила как-то, зять. А остальные дети в Одессе, — отвечает та.
— Понятно. Бабулечка, до приезда полиции ее не трогать. Она была тяжелобольная, диагноз подтвержденный, рак кишечника. Метастазы на четвертой стадии. Ну мы пошли, будьте здоровы, держитесь.
Времени на моральную поддержку у медиков в Каховке, увы, нет — разведка ВСУ следит за любыми перемещениями в городе и особый интерес проявляет как раз к машинам экстренных служб. По мнению водителя Юрия, в том числе потому, что украинские военнослужащие судят о левобережье по себе — если они используют машины скорой помощи для перевозки оружия и боеприпасов, то так же думают и про российские войска.
— Если едешь на вызов, то еще как-то можно о себе подумать, а если едешь с больным, то нужно побыстрее доехать в медицинское учреждение. Завод, пожалуйста, был, — показывает шофер на поврежденное здание. — У наших коллег был случай как раз на этом месте: взяли ребенка с мамой и повезли в приемный покой. Притормаживают на этих лежачих полицейских, и перед ними в метрах десяти дрон-камикадзе падает в землю. Оператор просто не рассчитал, не думал, что машина притормозит.
Изрядно достается от ВСУ и самой станции скорой помощи. Как раз тут получил ранение фельдшер Андрей Кривошеенко, когда украинский дрон дважды скинул во двор взрывчатку. Повреждения получили две машины скорой помощи, а самому медику в руку угодил осколок. Сейчас окна здания укрыты противоосколочными одеялами.
Без свободных рук
Всего на станции, которая располагается в здании 80-х годов XIX века, на постоянной основе работают три фельдшера и два врача , на подхвате — медсестра из поликлиники и фельдшер из ЦРБ. Заведующий также совмещает свою должность с обязанностями выездного врача. При хорошем материальном обеспечении нехватка рук — главная проблема учреждения.
— Раньше у нас было пять бригад, — рассказывает заведующий Василий Дмитриевич (фамилию он попросил не указывать). — А так одной бригадой работаем. Сегодня две, но такое бывает два или три раза в месяц. Все вызовы обслужить невозможно. Много людей уехало, врачей нет, больные все запущенные. Многие родственники поуезжали, побросали родителей. Эти старые люди все остались и все вызывают скорую помощь.
Сам врач не уехал, чтобы ухаживать за тещей — оставить ее для него сродни предательству. Так и остальные сотрудники скорой искренне не понимают, как так можно — уехать, бросив работу и родной дом. И тех же стариков, которые и так оказались одни.
— Мы работали и работаем по своему призванию, никуда не собираемся бежать, — подтверждает фельдшер Кривошеенко. — Снабжение есть в полном объеме, лекарства появились с началом СВО, с приходом России, даже те, которых раньше никогда не было, всего в достаточном количестве. Я даже обижаться не могу, чтобы чего-то не было. Это факт. Вот рук не хватает рабочих. Просто не идут, боятся, понятное дело. Никто ж не спорит.
Летчик-налетчик
Пока едем на вызов по ночным улицам с выключенными фарами, чтобы не привлекать внимания, в небе стаей проносятся огни двух десятков ракет. Юрий предлагает переждать, Андрей же предупреждает, что 82-летний пациент может и не дождаться. По адресу нас встречает старушка в слезах, говорит, что деду совсем плохо: 10 лет назад он уже пережил инсульт.
— Лежу так, смотрю телевизор, а там нет бильярда. Я люблю бильярд. Что-так плохо стало, — объясняет Николай Николаевич причину своего беспокойства. Пульс у него оказывается в норме, ничего не болит. По ЭКГ тоже ничего трагичного.
— Вас сейчас что-то беспокоит? — спрашивает медик.
— Нет, мои дорогие, чувствую себя — во! — вскидывает старик большой палец вверх.
— Ну зачем ты, Коля, сказал, шо тебе плохо, ну зачем? Ой господи, царица небес, — стыдит деда старушка и обращается к фельдшеру. — Вы не ругайтесь, мы вообще первый раз вызвали скорую, мы никогда не вызывали, не сердитесь на нас.
Пока Кривошеенко заполняет документы, пенсионер окончательно веселеет и начинает делиться своей историей. Всю жизнь был солдатом, служил в авиации в Венгрии, окончил музыкальное училище и потрясающе играл на гитаре.
— Когда в 10-м классе я учился, мечтал стать радистом, и стал радистом классным — протягивает он последнее слово. — Морзянку (азбуку Морзе — прим. ТАСС) схватил моментально. Служил в авиации. Я летчик — налетчик, на девчат. Голубые у меня были погоны.
Старичок уже было приготовился пересказать всю свою жизнь, но бригаде нужно на следующий вызов. Может быть, и ничего серьезного, но пока не доедешь, не поймешь. Потому на каждый вызов скорая спешит в экстренном режиме.
— Будь здоров, — говорит на прощание дед и подставляет кулачок. — Я боксер, знаю как. Пока, до свидания.
Даниил Михайлов, Алексей Малашенко
Комментарии