Нюрнбергский процесс: как нацисты рассчитывали избежать казни?

ИноСМИ

43 Просмотры 0

Статья
80 лет назад 21 высший руководитель Третьего рейха предстал перед судом союзников — и истории. В отличие от Гитлера, Гиммлера и Геббельса, сведших счеты с жизнью, другие нацисты надеялись сохранить и ее, и свободу

Редакция сайта ТАСС

20 ноября 1945 года в 10 часов утра открылось первое заседание Международного военного трибунала. В зал №600 на третьем этаже Дворца юстиции в Нюрнберге вошли обвинители — судьи от СССР, США, Великобритании, Франции, — и вслед за ними ввели ответчиков. Первое место среди тех отводилось Герману Герингу — бывшему преемнику Адольфа Гитлера. Вместе с ним на скамью подсудимых взошли Рудольф Гесс, в прошлом второй человек рейха; настоящий преемник, последний глава нацистской Германии Карл Дёниц, губернатор оккупированной Польши Ганс Франк, министр вооружений Альберт Шпеер. Каждому из них полагался адвокат, а тому — помощники. Суд над нацистскими бонзами затянулся до осени следующего, 1946 года.

Отсрочка для чудовища

Главные стороны обвинения, советская и американская, соглашались не торопить события

В трибунале над нацистами видели возможность нанести моральное поражение гитлеровскому режиму — поставив его руководителей перед фактом совершенных ими преступлений. Их тяжесть следовало сделать наглядной для всего мира. С этой целью лидерам НСДАП оставили свободу слова. Предполагалось, что перед лицом правосудия нацисты не смогут оправдать себя, что послужит искоренению нацистской идеологии как среди побежденных, так и в умах последующих поколений. Но руководители Третьего рейха восприняли предложенные им правила игры по-своему.

Еще до начала слушаний 20 ноября суд недосчитался двоих обвиняемых. Первый, Густав Крупп, сказался тяжело больным (однако скончается он только через пять лет) и был напрямую освобожден от ответственности. Второй, профсоюзный лидер Роберт Лей, впал в невменяемое состояние. У глазка его камеры дежурившим часовым открывалась картина: видный нацист в ужасе бормотал фразу "миллионы убитых евреев", как будто она потрясала его до глубины души. Растерявшиеся охранники упустили самое главное. Покаяние Лея, похоже, заходило слишком далеко. Перед открытием заседаний он успел покончить с собой у себя в камере.

Поступок Лея дал пищу для размышлений другим нацистам. Рудольф Гесс, в прошлом заместитель Гитлера по партии, производил впечатление неуравновешенного человека. В 1941 году он пересек линию фронта на частном самолете, был арестован англичанами и большую часть Второй мировой провел в тюрьме. В Нюрнберг его перевезли из окрестностей Лондона. Гесс жаловался на утрату памяти, чем пробовал воспользоваться его адвокат. На роль потерявшего рассудок выдвинулся еще один нацист, Юлиус Штрайхер. Но Гесс подвел разом и его, и себя: без видимого нажима признался в симуляции амнезии и согласился ответить на все вопросы. После этого с "психиатрическими" затяжками было покончено.

Уловка-45

Зато оставались юридические уловки. Отчасти они диктовались логикой процесса. Его ход заранее разделили на выступления советской, американской, британской и французской сторон, допросы свидетелей, подозреваемых, заключительные речи и — после месячного совещания — вынесение вердикта. Адвокаты нацистов без труда добивались того, чтобы число заседаний росло. Для этого хватало вызова в суд "необязательных" свидетелей. Легко можно было бы представить, что нацистов сводили бы лицом к лицу с жертвами их преступлений, но выходило буквально наоборот. Из 116 допрошенных в Нюрнберге лиц больше половины представляли защиту. Приглашая их в зал суда, адвокаты решали тактические задачи: выигрывали время, гасили внимание к процессу, превращая главный трибунал столетия в обыденность.

Помимо теоретических, у нацистов имелись и вполне реальные основания надеяться, что затяжка процесса может принести им выгоду. Когда в марте 1946 года во Дворце правосудия еще продолжались допросы, в Соединенных Штатах поднялись первые сполохи будущей холодной войны. Уинстон Черчилль, бывший лидер союзной державы Британии, от имени свободного мира призвал к противостоянию с Советским Союзом. В обширном зале №600 Дворца правосудия поубавилось зрителей. Те, кто еще приходили на процесс, чаще обсуждали отношения великих держав, чем поверженную Германию.

Нараставшее напряжение приняло осязаемые формы в виде трагедии на советской стороне. Заместитель обвинителя от СССР Николай Зоря в начале весны еще участвовал в прениях, а уже 22 мая его нашли мертвым. По официальной версии, он погиб от неосторожного обращения с оружием. Другого советского гражданина, командированного в Нюрнберг, определенно убили: это был солдат, попавший под дружественный огонь. Последними его словами были: "В меня стрелял американец". Нацистам было от чего прийти в приподнятое состояние духа.

Час суда

Игра гитлеровского окружения в кошки-мышки с Нюрнбергским трибуналом продлилась до осени, но победителями из нее вышли не нацисты. Довлевшая над заседаниями постоянная затяжка времени (среди прочего — на каникулы) давала возможность обвинителям остановиться, чтобы собраться с мыслями. К концу 1945 года стало ясно, что большая часть преступлений рейха относится к последним годам войны и потому ясна далеко не во всех деталях.

Задержки помогали советской стороне отыскивать новые документы, а также свидетелей — среди которых арестованный уже после начала процесса комендант Освенцима Рудольф Хёсс. Он оказался готовым сотрудничать со следствием говорливым прямолинейным нацистом. Процесс принял то направление, на которое и рассчитывали обвинители. Из уст Хёсса обвиняемые, во главе с Гессом и Герингом, услышали подробности творившихся в рейхе беззаконий — возразить, по существу, им было нечего.

Это, впрочем, не означало, что нацисты готовы были признать себя виновными. На этот основной вопрос 20 ноября ответили единодушно "нет" все подсудимые. Впоследствии раскаялись трое из них — Шпеер, Франк и фон Ширах, но отрицать вину продолжило большинство. Их доводы строились вокруг предполагаемого неведения о преступных приказах. Это приводило к "перебрасыванию мяча". Нацисты уровня Хёсса утверждали, что получали инструкции об уничтожении евреев с самого верха. Оттуда же сразу сыпались опровержения.

Самым ловким в этом деле прослыл "архитектор фюрера" (а позже министр вооружений) Альберт Шпеер. По его свидетельству, в день совещания нацистов, на котором был оглашен курс на уничтожение европейского еврейства — оно проходило без участия Гитлера, — он должен был присутствовать, но убыл до начала по уважительному делу: его вызвали к фюреру. О Холокосте, если верить Шпееру, он узнал с большим опозданием и уже тогда, когда ничего не мог поделать.

Остальные лидеры НСДАП предпочитали перекладывать вину на других, не делая различий между бывшими товарищами по партии (начиная с самого Гитлера) и иностранными державами. Это позволяло прокурорам отточить навык полемики. В словесной дуэли с Герингом один на один советский обвинитель Роман Руденко добился у нацистского бонзы признания, что фюрер, принимая решения, основывался на мнении своих приближенных.

На откровенность Геринга удалось вывести и британскому обвинителю. Речь шла о директиве, допускавшей убийства десятков коммунистов в порядке мести за одного немецкого солдата. Сначала нацистский бонза отпирался, но затем признал, что знаком с этой бумагой. В первоначальной версии, защищался он, казни ограничивались пять-шестью случайными лицами, но фюрер по своей воле взял и увеличил эту цифру в 10 раз. Во всем виноват Гитлер, получалось у Геринга, и это никого не удивляло.

Геринг и смерть

Одна из загадок, за обсуждением которых проводили время зрители процесса, — необычайное хладнокровие Германа Геринга, не снимавшего маску напускного цинизма и позволявшего себе действия, граничившие с неуважением к суду. Ходили слухи, что в камеру нюрнбергской тюрьмы (она находилась вблизи Дворца правосудия, так что подсудимых не требовалось далеко возить) в первые дни доставили 16 чемоданов с имуществом нациста — в них якобы прятались ампулы морфия. На одном из заседаний Геринг выглядел непохоже на себя — потертым и отрешенным. Поползли новые слухи: ему в тюрьму еще раз доставили морфий.

Возможно, поведение Геринга определялось тем, что именно он, "фюрер подсудимых", самый высокопоставленный из них, с самого начала не мог рассчитывать на оправдание. Его роль на суде сводилась к наблюдению за теми, кто рассчитывал выжить, — их, согласившихся сотрудничать со следствием, он и оскорблял, не особенно считаясь с приличиями. В феврале свидетелем на трибунал пригласили неожиданного гостя — фельдмаршала вермахта Фридриха Паулюса, сдавшегося Красной армии в Сталинграде.

Показания Паулюса произвели эффект разорвавшейся бомбы: военачальник сообщил, что лично видел планы нацистов по нападению на СССР, утвержденные еще в 1940 году. Это шло вразрез с линией защиты нацистских бонз, пробовавших убедить трибунал, а с ним и мировое сообщество, что вторжение в СССР 22 июня 1941 представляло собою спонтанно-превентивную, то есть, по сути, вынужденную войну.

"Свинья! Изменник!" — разразился бранью Геринг, уже не питавший иллюзий насчет того, какова будет его собственная участь. 1 октября 1946 года трибунал распорядился о казни — и самого Геринга, и вместе с ним еще 11 нацистов. Семеро, включая ловкого Шпеера и полубезумного Гесса, получили многолетние (в случае Гесса — пожизненное) сроки наказания. Трое, вопреки протестам СССР, были оправданы — но на свободу не вышли: их тут же взяли под стражу по ордеру американской военной администрации. Возмездие для нацистов этим не исчерпывалось. Последовали новые разбирательства, вошедшие в историю как малые Нюрнбергские процессы 1946–1949 годов.

Игорь Гашков 

Как Вы оцените?

0

ПРОГОЛОСОВАЛИ(0)

ПРОГОЛОСОВАЛИ: 0

Комментарии