Олимпийскому чемпиону по хоккею, заслуженному тренеру России, победителю в качестве главного тренера пяти чемпионатов России Зинэтуле Билялетдинову 13 марта исполняется 70 лет. Тренерскую карьеру он завершил лишь год назад. В интервью ТАСС специалист рассказал о деталях своей работы в качестве тренера в Национальной хоккейной лиге (НХЛ), как при нем начинал играть Александр Овечкин и есть ли схожесть в игре хоккеистов с игрой актеров на театральной сцене.
— Можно ли говорить, что вы уже почти год наслаждаетесь жизнью и в том числе спокойно смотрите хоккей, без всяких переживаний?
— Так оно и есть. После окончания чемпионата в прошлом году я сказал, что очень тяжело работать в таком режиме, это большая нагрузка для меня, поэтому и принял определенное решение. Сейчас я хожу на хоккей, получаю удовольствие от этого, провожу время для себя достаточно комфортно.
— Вы говорили, что в Казани любите ходить в оперный театр и Театр Камала. Стали ли вы вообще больше бывать в театрах?
— На самом деле, я очень люблю театр. Это для меня как хоккей, я там смотрю, с какой отдачей играют артисты, как они все это делают, мне это очень интересно
— Исполняющий обязанности главного тренера "Динамо" Анатолий Антипов в 2007 году говорил о походе команды в Большой театр. В какой из театров Москвы вы сейчас любите ходить, любите больше комедийные или драматические спектакли?
— Перед Новым годом я смотрел в Большом театре балет "Щелкунчик". Шикарный спектакль, получил огромное удовольствие и от спектакля, и от новогодней обстановки, которая там была. Что касается жанра спектаклей, то я никакого акцента на них не делал. Я просто сижу в театре, получаю удовольствие.
"Тренерский дневник, который я вел, уже не сохранился"
— В начале 2000-х годов после ухода из "Динамо" вы говорили, что хотели взять небольшую паузу. И потом клуб НХЛ "Чикаго" вас пригласил в качестве одного из тренеров. Стоит ли говорить, что такие паузы вам помогали успешно вернуться к тренерской деятельности?
— Мне, во всяком случае, это помогло. Я перезагружался, думал о кое-каких вещах, проанализировал их, осмыслил. Для меня это было хорошее время.
— В 2004 году вы рассказывали, что, когда у вас не было команды и вы решили год отдохнуть, уже в июле стали ощущать дискомфорт и нехватку работы, которую вы любите. В какой момент вы стали понимать, что такого чувства тренерского голода у вас уже нет?
— Когда ты привык работать в одном режиме, тебе кажется, что в какой-то период ты хочешь отдохнуть. А потом ты уже привык к тому, что надо работать. Тренировки у нас начинались в середине — конце июля. К этому времени ты отдыхаешь нормально. Потом время проходит, ты вроде ничего не делаешь — и приходит какой-то дискомфорт. Но сейчас у меня совершенно другое чувство, я все прекрасно понимаю.
— Тренеры "Динамо" Станислав Петухов и Виталий Давыдов убедили в 70-х годах Аркадия Чернышева (главный тренер "Динамо" в 1946–1974 годах — прим. ТАСС) попробовать вас в основном составе команды. Если бы Чернышев не согласился на их предложение, удалось ли вам потом сыграть на серьезном уровне?
— Не могу ответить на этот вопрос, не знаю, что вообще было бы тогда. Я очень счастлив, что это произошло. Я к этому стремился, готовился, очень много работал. Тренировки у меня были очень сильными, и я всегда выполнял то, что мне говорили. У нас в команде была конкуренция, и я ее старался выиграть.
— Вы много раз говорили про дневник, который вели с 28 лет, записывая тренерские упражнения, и думали о работе детским тренером. Почему хотели работать именно с детьми?
— Когда я уже повзрослел, стал думать о том, что дальше делать, чем заниматься. В то время играть в хоккей заканчивали очень рано, где-то в 30 лет, ну кто-то чуть побольше по возрасту. И у меня эта мысль работать тренером возникла, потому что мне это нравилось, нравилось работать с детьми. И когда я еще играл, то сознательно и несознательно я общался с людьми, где-то подсказывал. Те ощущения мне помогли в дальнейшем.
— Тот дневник не сохранился?
— Нет, конечно. Там совершенно другое. Когда пишешь — это одно, а когда становишься тренером — это другое восприятие.
"В Америке для себя много чего нового узнал"
— Вы с уважением отзывались о Майке Смите, который вас приглашал в 1993 году в "Виннипег", будучи генменеджером этого клуба, а в 2000 году позвал вас в "Чикаго". Насколько велика разница в общении главных тренеров с руководством клубов в России и Америке?
— Отличия, конечно, есть. Майк вообще такая особая персона, менеджер, который очень много и внимательно наблюдал за игроками, изучал их, спокойный, неконфликтный. Моя первая встреча с ним была плодотворной. Мы знали друг друга, так как он приезжал к нам на тренировки в "Динамо". После окончания чемпионата, который мы выиграли, он предложил мне контракт. Я с удовольствием согласился и поехал.
— В ходе вашего дебютного сезона Смита уволили. Насколько вам было потом сложно работать?
— У меня сложностей не было. Генеральным менеджером "Виннипега" стал главный тренер команды Джон Пэддок. На моей работе, отношении ко мне это не отразилось. Но такое — я имею в виду увольнения — бывает.
— В североамериканской модели главную роль в селекции играет генменеджер, и именно он набирает хоккеистов, а не тренер. С вашей точки зрения, насколько эта модель правильная?
— В тот период у генменеджера была команда скаутов, которая просматривала и изучала игроков. У него была информация, и я думаю, что они принимали общее решение. Тренер, как я думаю, тоже принимал участие в этом, может, не такое большое. Я думаю, взаимодействие тренера и генменеджера — это необходимость. Тренер непосредственно работает с игроками, он знает их и понимает, какой игрок лучше выполнит то, что он требует.
— Говорили, что в "Чикаго" вы могли на равных вести общение с президентом клуба. Помог ли вам такой опыт общения с менеджментом в дальнейшем?
— Абсолютно верно, в этом плане никаких проблем нет. Но я в большей степени общался со своими коллегами. С генменеджером я общался по личным или общекомандным вопросам.
— За какой период вам удалось выучить английский язык?
— Чтобы узнать его полноценно, нужно изучать его так же, как и русский язык. (Смеется.) Конечно, это у меня заняло определенное время, было непросто. Но я мог потом уже проводить собрания, общаться с хоккеистами, вел игру. То, что надо было делать, я делал.
— Вы удивлялись тому, как в Америке изучали комбинации знаменитой советской тройки в лице Бориса Михайлова, Владимира Петрова и Валерия Харламова, а потом знакомили с ними игроков НХЛ на теоретических занятиях. Изучали ли за океаном вашу игру, учитывая вашу жесткость на льду?
— Думаю, они там все просматривали. У нас было очень большое количество замечательных игроков. Они там сами работали по определенным схемам. Что касается изучения моей игры там, я такого не помню.
— Удивило ли вас что-то в североамериканском быту, может, какие-то вещи, к которым вы так и не привыкли?
— Когда я туда приехал, много чего нового увидел и узнал. Это и ведение игры, и тренировочный процесс, психология, общение с игроками — много чего. Я получил большой опыт.
— Насколько сильно вас удивило еще и то, что за океаном между тренером и игроками дистанция была покороче, чем в отечественном хоккее?
— Соглашусь с этим. Там общение достаточно простое, спокойное, нет такого давления на игрока со стороны тренера. И тренер ощущает себя достаточно спокойно. То, что необходимо для отношений между тренером и хоккеистом, оно есть. Никаких нарушений тут в общении нет, игроки выполняют задания.
— В "Виннипеге" начала 90-х годов играли такие лидеры команды, как Кит Ткачук, Теему Селянне, боец Тай Доми, которого называли Албанским агрессором. Что могли бы сказать о работе с ними?
— Они хорошие ребята, хорошие игроки. С ними было просто, они понимали твои требования. И каких-то проблем у меня с ними не было.
— Ваш коллега по тренерскому штабу "Финикса" Пол Маклейн рассказывал, что вы однажды превысили лимит времени во время тренировки на выезде, сказав, что нужно сделать на льду еще одно упражнение, и реакция у игроков на это была не совсем радостная. Бывало ли так, что хоккеисты могли высказывать недовольство вашими тренировками?
— Во-первых, я очень много работал индивидуально и с нападающими, и с защитниками. Если я видел какой-то недостаток, то что надо было улучшить, я брал на заметку и потом с этим игроком работал. По общеигровым упражнениям тоже не было никаких проблем. Да это не только я делал. Мы, тренеры, всегда обсуждали упражнения, которые проводили, и то или иное решение было не только мое, а всей тренерской команды. Так что, если была какая-то проблема, мы ставили задачи, какие надо было, вместе обсуждали и потом принимали решения.
— Вам доводилось подменять заболевшего бронхитом Пэддока вместе с другим его помощником Энди Мюрреем на играх НХЛ в январе 1994 года. Что вам запомнилось из той атмосферы игр?
— Ничего нового и удивительного не было. У нас ассистенты всегда были готовы к работе.
— Кто первым стал называть вас Биллом, было ли это в Америке? На одном североамериканском ресурсе довелось прочитать, что вас звали и Бобом.
— Биллом меня ребята стали называть еще на родине. К примеру, у нас было так, что Филиппа называли Филом, Алексея — Алексом. Бобом меня не звали.
"Мог относится к какому-то игроку с симпатией, но на работе это не отражалось"
— После чествования чемпионского состава "Динамо" 2000 года трехкратный чемпион мира Алексей Терещенко рассказал, что у него мурашки бегали по коже, когда вы на арене говорили слова благодарности в адрес команды, и что вы дали ему путь в большой хоккей. Были ли в "Динамо" и "Ак Барсе" при вас хоккеисты с хорошим потенциалом, который они не сумели развить?
— Я скажу такую вещь, что в большей степени успехи — это заслуга игрока. Наша же задача — помочь ему развиться. Если он хочет, то будет развиваться, а если не хочет, то не будет. Тот же Алексей был трудолюбивым, он всегда выполнял задания, которые ему давали. У него было желание, он много дополнительно работал индивидуально сам. Если игрок хочет быть лучшим, он будет трудиться и где-то переступать через какие-то сложности.
— Будучи тренером, вы были известны своей суровостью. Были ли у вас хоккеисты, к которым вы относились по-отечески?
— В этой ситуации я могу сказать так: требования должны быть всегда высокими. Я требовательный тренер и требовал от игроков то, что я им давал. Условно говоря, даю я им на 10%, вот на 10% и спрашивал с них. А игрок это уже воспринимает по-своему: кому это нравится, кому-то нет. Да, у меня были к кому-то какие-то человеческие симпатии, но это не отражалось на работе.
"Овечкин, с одной стороны, простой, а с другой — махина"
— Александр Овечкин дебютировал в "Динамо" именно при вас. Он говорил, что вы как тренер дали ему больше всех в его карьере. О чем вы с ним разговаривали, что ему подсказывали?
— Мы с ним говорили об игровых моментах, чтобы он развивался. По Александру изначально было видно, что он игрок талантливый, способный, у него было огромное желание играть. Он стремился к этому, играл всегда с большой отдачей. Было видно, что это непростой игрок. Его только надо было оберегать от того, чтобы с ним не было проблем.
— В отличие от Америки, в России тренер для ряда игроков является и вторым отцом, напутствует их, как надо вести себя в жизни. Часто ли вы с Овечкиным беседовали о нехоккейных делах?
— Мы нормально общались, обсуждали жизненные моменты, ты ему рассказываешь, что хорошо, что плохо. Но это нормальное обычное общение взрослого со своим родным человеком. Я всегда старался ему подсказать что-то хорошее. Слава богу, серьезных проблем у него не было.
— Проявлялась ли звездность у Овечкина в 2012–2014 годах, когда он уже приезжал в сборную России, которую вы тренировали, в статусе звезды?
— Нет, он молодец. Он никогда себя не выпячивал, в этом плане он очень простой, солидный парень. Любит общаться, ребята любят с ним общаться в коллективе. С одной стороны, он простой, а с другой — это махина. Он зрелый как человек, как мировая величина.
— И Овечкин, и Евгений Малкин завершат свою карьеру в ближайшие годы. Очевидно, что вместе с ними уйдет и определенная эпоха в отечественном хоккее и НХЛ. Можно ли говорить, что для вас было удовольствием тренировать их в сборной?
— Это игроки мирового класса. Таких людей в хоккее не так много, и было большое счастье с ними работать. Вообще, я считаю себя счастливым человеком как тренер, потому что мне повезло работать с великими игроками и не только с великими, а и с хорошими игроками, хорошими людьми. Я всегда получал от этого удовольствие. И, вспоминая их, радуюсь этому.
"Внук говорит, что Руа — справедливый тренер"
— Вратарь Максим Третьяк не раз после игр общался со своим знаменитым дедом — трехкратным олимпийским чемпионом и президентом Федерации хоккея России Владиславом Третьяком. Как часто вы общаетесь после игр НХЛ со своим внуком, защитником "Айлендерс" Александром Романовым?
— Мы общаемся, но он же все время в дороге, там разница во времени, которая не совпадает с нашим.
— На молодежном уровне Романов был одним из ведущих защитников страны, выигрывал серебро чемпионата мира. Вы не боялись, что после переезда в Америку он мог потеряться? Как вы его напутствовали?
— Мы говорили с ним, что там может быть. Считаю, что он правильно все воспринял и был по-настоящему готов. Настрой у него был достаточно серьезный. И сейчас у него идет развитие, а когда он уезжал, для него это было что-то новое, интересное. Он хотел это познать.
— Повезло ли ему, что главным тренером "Айлендерс" является знаменитый вратарь Патрик Руа (четырехкратный обладатель Кубка Стэнли — прим. ТАСС), знающий, что такое игра в обороне?
— Руа — это мегазвезда с огромным авторитетом. Александр очень хорошо отзывается о нем, говорит, что он справедливый.
— Вы стали отцом в 23 года, Александр тоже стал папой в этом же возрасте, а вы, соответственно, прадедом. Хорошо ли для хоккеиста раннее отцовство, помогает ему?
— Ну тут люди не выбирают, так происходит в жизни. Нельзя говорить, что вот именно в таком возрасте надо жениться. Тут все по-другому, это зависит от чувств, от желания. Люди приходят к этому решению. Мы с супругой были знакомы со школьной скамьи, с пятого класса дружили, поэтому знали друг друга достаточно хорошо.
— Посещали ли вы уже матчи Романова в Северной Америке? Если нет, то есть ли планах поехать к нему?
— Игр его не посещал. Тут вопрос не только во мне и моем желании. Есть визовые проблемы, это надо же все решать, на это уходит много времени. Поэтому пока уделить этому время не было возможности. Будет возможность — обязательно поеду к нему.
Комментарии