«Жила как робот»: жительница Суджанского района рассказала, что пережила в оккупации

— Мы с мужем жили не в самом селе Казачья Локня, а на хуторе Княжий и не знали о том, что ВСУ зашли в Курскую область, — рассказывает Елена

— Жили уединенно, только раз в неделю выезжали в Суджу за продуктами. 8 августа собрались ехать в магазин. У нас была своя машина — Opel Astra. Когда доехали до конца нашей улицы, увидели, что был прилет снаряда в гараж. В самом селе Казачья Локня уже были серьезные обстрелы. Мы увидели, что разрушено здание, где располагалось правление. Только муж притормозил, чтобы объехать на дороге воронку, как нашу машину обстреляли.

Как рассказывает Елена, один украинский боевик стоял впереди и бил из автомата по лобовому стеклу, а второй стрелял сзади. При этом оба прекрасно видели, что в машине едут гражданские люди.

— Муж сориентировался, упал на сидение. А я застыла в оцепенении. Была вся в крови. Украинский военный открыл заднюю дверь, где я сидела, спросил: «Зброя е?» Мы понимаем их язык. Но я была в шоке, не могла вымолвить ни слова. Тогда он спросил уже по-русски: «Оружие есть?» Говорю: «Нет». Он открыл багажник, там было пусто. Потом так хлопнул крышкой багажника, что на меня осыпалось треснувшее стекло.  

Потом, как рассказывает Елена, им приказали выйти из машины.

— Я слышу над ухом на украинском: «Виходити», а сдвинуться с места не могу. Боевик снова перешел на русский: «Выйти можете?» Я говорю: «Не знаю, попробую». Муж тоже был весь в крови. Нас повели к школьному спортзалу. Завели в рядом стоящую котельную, которая располагалась в полуподвальном помещении. Отобрали телефоны, у мужа забрали документы. У меня так тряслись руки, что я не могла в сумочке найти паспорт. Они махнули рукой, паспорт остался у меня. Позже нам принесли бутылку воды, несколько кусочков хлеба, какую-то нарезку и бинт.

Как говорит Елена, у нее были множественные мелкие ранения, а у ее мужа были большие раны.

— У него была разорвана губа, вырваны два пальца. Но больше всего у него была повреждена нога. Когда муж снял ботинок, он весь был полон крови. Я попыталась перевязать ему раны. Но одного бинта было мало. Мы сидели в запертой котельной. Крыша там была разрушена, обвалилась балка, осыпался шифер. Чуть позже пришел санитар или фельдшер, не знаю, кто это был у ВСУ. Принес таблетки, которые были запакованы по четыре штуки, а также марлю. Муж сказал: «Нам бы что-то от столбняка, у нас открытые раны», тот коротко бросил: «Там все есть». Я разорвала марлю, заново перевязала раны, но кровь все продолжала сочиться. Марля тут же промокла.

Наша собеседница делится, что они попросили украинских боевиков принести им из машины плед. На ступеньках было сидеть холодно.

— Но они принесли чьи-то вязаные кофты и жилет. Больше к нам никто не приходил. Мы просидели в этом полуподвальном помещении ночь и следующий день. Ориентировались по солнцу. Из маленького окошечка под потолком я увидела, как по дороге идут две женщины. Попыталась привлечь их внимание, кивнула, попросила: «Помогите, пожалуйста». Но они испугались и ушли. Потом мимо прошли мужчина с женщиной. Мужчина было повернулся в нашу сторону, хотел подойти, но потом увидел кого-то, и они быстро прошли мимо. Я решилась и сказала мужу: «Что сидеть? Что мы тут умрем, истекая кровью, что нас там расстреляют. Давай выбираться».

Как рассказывает Елена, она подставила к окошку обломки от крыши и вылезла наружу.

— Дверь в котельную была подперта доской. Я ее откинула, помогла мужа выбраться. И мы побрели домой. Передвигались огородами. Муж проходил метров 10 и падал. Он был очень слабый, потерял много крови. Но, может быть, это его и спасло. Кровь промыла ему раны.

Елена с мужем подошли к своему дому и увидели, что там уже хозяйничают ВСУ.

— Мы были все с ног до головы в крови. Может, у них что-то екнуло внутри. Их старший спросил: «Вам есть куда пойти?» Я говорю: «Нет, сын жил в Судже, уехал, а у мужа дети живут в Мурманске». Он сказал, что они переночуют эту ночь у нас в подвале и уйдут. Нам порекомендовал спать в доме на полу из-за прилетов. У нас был свой генератор и скважина. Муж сказал, что хочет завести генератор, чтобы подогреть воду и обмыть раны. Они разрешили. Я вскипятила чайник, обмыла раны, наложила новые повязки, благо дома были бинты.

Как говорит Елена, когда они проснулись, ВСУ уже ушли из подвала. 

— Они успели там уже оборудовать себе спальные места, вытянули из подвала картошку, которая там оставалась, банки с консервацией, чтобы им ничего не мешало. Мы с мужем перебрались жить в подвал. Через две недели, когда стало потише, стали заходить в дом. Брать то одно, то другое. Все это время ели бутерброды и разводили водой оставшуюся у нас сгущенку.  

Дней через пять, как говорит Елена, появились украинские боевики, которые составляли списки тех, кто остался жить в селе.  

— Первые украинские военные, с кем мы столкнулись, были, по всей видимости, штурмовиками. А потом появились технари, которые обслуживали тяжелую технику, танки, пушки. Мы их называли «пушкарями». Они приносили нам поесть. Запомнился один совсем молодой парень, который поделился, что его поймали на улице сотрудники ТЦК, когда он вышел в магазин. Он приносил нам то кашу, то тушенку. Один раз принес бинтов штук десять. Как-то спросил: «Бабулечка, как там ваш дедуля? Я маме про вас рассказал, она так за вас переживает».  

Как говорит Елена, прямо около их дома ВСУ поставили пушку. А через дорогу стояла какая-то мощная установка с габаритным вооружением.  

— У нас через небольшое поле протекала речушка. Там стоял украинский танк. Мы были окружены тяжелым вооружением ВСУ. Были, по сути, у них в заложниках. 

Елена вспоминает, как однажды к ним зашел один из их командиров.

— Боже, что он только ни говорил. Я была поражена, насколько им промыли мозги. Он считал, что украинцы были у России в рабстве. Жили под гнетом русских. А теперь они свободные люди. Хотят видеть свободной Украину. Муж попытался что-то ему возразить. Но украинский боевик как поднялся, как рассвирепел, начал трясти моего раненого мужа за грудки. Уходя, сказал: «Вы не надейтесь, что все скоро закончится. Вы не победите, мои дети, мои внуки всю жизнь будут мстить вам».

Елена говорит, что они прожили в своем доме до начала октября. Потом стало уже холодно. У них в доме не было печки, раньше было газовое отопление.

— Нас позвал к себе жить один из жителей нашего села, который потом обошелся с нами самым бесчеловечным образом, просто взял и выгнал нас на улицу перед самым Новым годом, 28 декабря. Не буду называть его фамилию. И так все поймут, о ком идет речь. Военные действия показали, кто есть кто. Муж у меня был уже пожилой, ему в оккупации исполнилось 88 лет. Делать он ничего не мог, сказывались ранения. Я ему 4 месяца лечила раны. Хотя я помогала по дому, чем могла. Готовила, возила дрова. Муж отдал ему наш мотоблок.  

Этот хозяин, как говорит Елена, еще раньше стал всех уговаривать попробовать уйти из хутора в сторону Льгова.  

— Кто-то из украинских военных ему сказал, что, мол, вы не уходите? Двигайтесь на Льгов. Только идите по дороге, никуда не сворачивайте, там все заминировано. Вас никто, мол, не тронет, только соберите побольше детей и стариков. Он и мужа моего уговаривал, который едва передвигался с палочкой. Обещал его везти на тачке. Также уговаривал идти одну женщину с ребенком, у которой на руках была пожилая мать.

Как говорит Елена, в результате собралась группа. Удалось уговорить и ее мужа.

— Мы пошли пешком по дороге на Льгов, а это около 20 километров. Мужа везли на тачке. Дошли до села Кромские Быки. Осталось перейти через железнодорожный переезд, как вдруг над нами стал кружить украинский беспилотник. Потом залетел вперед и сбросил взрывчатку. Мы поняли, что дальше для нас дороги нет. И повернули назад.   

Перед Новым годом Елена с мужем оказались на улице. Их дом к тому времени заняли ВСУ.

— Мы переехали на свою улицу в дом, где была маленькая печка, ее можно было топить и жить там. Недалеко от нас жила молодая пара — Женя и Ира Орловы, которые нам очень помогали. И кушать приносили, и дрова помогали заготавливать. Потом мы нашли уголь, и они помогали нам его привозить. В один из февральских дней рядом с нашим домом упала бомба. В доме были выбиты окна, двери, была повреждена крыша. Я решила пойти к Жене с Ирой, чтобы попроситься к ним переночевать. Сказала мужу: «А ты пока потихонечку одевайся». Вернулись с Ирой, спрашиваю у мужа: «А что ты не оделся?» Он в ответ говорит слабым голосом: «Я не могу». Потом уже врач мне сказал, что у него после ранения, вероятно, начался отек легких. Пока мы мужа одевали, сосед Женя, который остался снаружи, начал кричать: «Выходите скорей, крыша горит!» Мы вытащили мужа из дома. В чем вышли, в том и остались.

Как говорит Елена, они только отошли метров на 50, как весь дом уже был охвачен пламенем.  

— Муж дальше уже идти не мог. Женя побежал за тачкой. Муж молча сел в нее, выдохнул и сердце его остановилось. Ира пыталась делать ему искусственное дыхание. Но спасти его мы не смогли. У мужа уже начались необратимые процессы. Сильно отекли ноги, стали сначала синеть, а потом кожа стала багровой. Если бы рядом были врачи, больница, мужа удалось бы спасти.

Как делится наша собеседница, украинские боевики не разрешали хоронить погибших на кладбище. Люди хоронили своих близких во дворах, вдоль дорог.

— А тут они, видимо, уже чувствовали, что их скоро вышибут из Курской области. Когда я спросила у украинских военных: «Можно мужа похоронить на кладбище?», один из них сказал: «Да хорони, кто тебе не дает». Я пошла искать, кто поможет выкопать яму. И одна из женщин, которая оставалась жить на нашей улице, привела меня к Вите Клюеву. Он организовал мужчин, один парень взял мотоблок, они выкопали яму. Мы похоронили мужа.

Как рассказывает Елена, Витя Клюев у нее спросил: «Вам есть где жить?» Она ответила: «Нет». Ее дом, в котором жили ВСУ, к тому времени сгорел дотла. 

— У Иры с Женей был совсем небольшой домик. И с ними жили еще бабушка с дедушкой, больной брат. Идти мне было некуда. Витя Клюев жил в центре села Казачья Локня, около садика. У него был сарай из пеноблоков, где он сделал печечку, и там у него на матрасах, на полу спали люди. Он приютил у себя пожилых жителей села. Там обитало около десяти человек, места уже не было. И тогда Витя предложил мне поселиться в маленьком домике напротив, где жила женщина-инвалид Галя.

Елена с большой благодарностью вспоминает Виктора Клюева и его жену Наташу. А также Сергея с женой, которые жили у них.

— Я осталась, как говорится, голая-босая. Наташа принесла мне вещи и белье, чтобы я смогла переодеться. Витя с Сережей помогали пилить дрова. Рубила уже их сама. Витя опекал еще многих оставшихся жить в селе пенсионеров. И нам с Галей помогал продуктами. Все время подбадривал. Когда было 8 Марта, говорил: «Не расслабляемся. Отметим, когда будем уже на свободе».

Елена говорит, что поражалась также самоотверженности его жены Наташи.

— Она молодец. Только ВСУ уйдут, она идет в дом за продуктами. Ей бабушек нужно было кормить. Благодаря Вите и Наташе многие одинокие старики и инвалиды выжили в Казачьей Локне.

Как говорит наша собеседница, она сама жила как робот, как зомби. Была только одна установка: выжить.

— Даже когда хоронила мужа, не проронила ни слезинки. У меня внутри будто все окаменело. Утром 12 марта вышла во двор, увидела военных. Один из парней говорит: «Не бойтесь, мы — русские». До меня не сразу дошло, что это наши ребята. Хотя видела, что у них на одежде вместо синих лент — красные. Зашла домой, говорю Гале: «По-моему, там наши военные». Она не поверила, говорит: «Это ВСУ переоделись». Я снова вышла во двор. Смотрю, Сережка с ними за руку здоровается, обнимается. Какое это было счастье. 

Как потом выяснилось, это были бойцы, которые проникли в тыл ВСУ по трубе газопровода.

Елена рассказывает, что их вывозили бойцы отряда «Ахмат».

— Сказали: «Соберите сумочку, возьмите только самое необходимое, ждите. Машина подъедет, быстро погрузимся и сразу уедем». Первая машина пришла, туда поместилось пять человек. Мы ждали вторую машину. Уже стемнело, было одиннадцать часов вечера, когда мы услышали шум мотора. Погрузились, поехали. И когда я уже ехала в машине, у меня полились слезы.

По словам нашем собеседницы, они ехали окольными путями через Кубаткин хутор.

— На дороге была — воронка на воронке. Машина то и дело попадала в ямы. Ребятам приходилось подкачивать колеса. У нас по дороге отлетел кардан. Но мы добрались до штаба наших войск. Нас накормили. Потом подъехали автобусы, и нас вывезли в Железногорск.

Оттуда Елену уже забрал сын, который с семьей в Курске снимает сейчас квартиру.

Елена в прошлом учитель, преподавала в школе химию. В оккупации ей исполнилось 64 года.

— Живу сейчас с сыном, с невесткой, с внуками. У меня все тело в осколках. Они очень мелкие. Их много. Есть они и в голове. Врачи сказали, что все-таки прошло много времени. И лучше их не трогать.

Как говорит наша собеседница, после обстрелов ее стала подводить память. Кто-то вздрагивает при звуках сирены, а Елена на нее не реагирует. После многих месяцев обстрелов она снова привыкает к мирной жизни, к тишине.