Спасатель Овчинников: в альпинизме главное — вовремя повернуть назад

Смертоносный пик Победы забрал еще две жизни, в общей сложности там погибли более ста смельчаков, несколько экспедиций числятся пропавшими без вести. Чем опасен именно этот семитысячник и в чем уникальность маршрута, как вести себя в экстремальной ситуации и кто регулирует восхождения, в интервью ТАСС рассказал старший координатор Альпинистского общественного отряда, директор АНО "Высшая горная школа" кандидат медицинских наук Алексей Овчинников.

— Сколько нужно человеку готовиться, чтобы рискнуть отправиться именно на пик Победы?

— Если быть точным, то дело не только в подготовке. Если посмотреть статистику, то на пике Победы погибали и очень высококвалифицированные альпинисты. То есть здесь не только физическая и психологическая подготовка нужна, здесь основное — это грамотная организация самой экспедиции.

Конечно, надо быть физически готовым, но это не пробежка в 3 км по парку в городе. Как минимум точно надо знать, что ты хорошо переносишь высоту. Потому что все-таки одной из ключевых проблем при восхождении является гипоксия, горная болезнь.

Человек, который на такую высоту идет — в данном случае 7500 м, точно должен иметь, как это называется в альпинизме, "высотный опыт". Нужны восхождения на пяток, а то и на десяток разных высоких вершин. И уж точно не ниже 7000 м, чтобы быть уверенным, что на такой высоте у него не случится отека мозга или отека легкого, как случилось в этой группе.

— Устойчивость к гипоксии — тренируемый фактор?

— Ее никак не натренируешь. Надо понимать, есть ли у тебя устойчивость или нет. А вот для этого нужен опыт. Я 30 с лишним лет в альпинизме, новичков часто вожу. И действительно попадаются люди, которые просто неспособны противостоять этому фактору.  Им уже на 4000 плохо становится, не говоря уже про семитысячники.

Если ты все-таки с десяток раз поднялся — сначала на Эльбрус на 5600, потом на пик Ленина — 7000, потом на Хан-Тенгри — 7000, потом на пик Коммунизма и более-менее нормально себя чувствовал, а лучше с десяток таких восхождений совершишь, ты можешь себе дать ответ, что можешь работать на высоте.  

Но я повторюсь: главное — это грамотная организация экспедиции, а не только физические качества. Это только одно из условий.

— Что происходит с человеком в состоянии гипоксии?

— Разбалансировка организма. А если говорить на языке симптомов, то это сильная физическая слабость

Если доходит до крайнего состояния, то все заканчивается отеком мозга или отеком легких и приводит к смерти. Все системы организма нуждаются в кислороде. Человек способен более-менее себя нормально чувствовать на высоте до 3000 м.  Все, что выше 5000, — это уже кислородное голодание, а на 7000 — это уже острое кислородное голодание. В таком состоянии человек передвигаться и что-то делать не может. Если он долго в этом состоянии находится, через три-пять дней он гарантированно умирает. На такой высоте без кислорода организм не может жить.

— Что касается грамотной организации, о которой вы сказали. В чем нюансы именно пика Победы?

— Пик Победы — это очень сложно. Если сравнить с Эльбрусом, на который у нас в день по 300–400 человек заходит в сезон, то Эльбрус — это простой маршрут, очевидный, протоптанный, там много людей. Прямо под Эльбрусом находится поисково-спасательный отряд, полностью экипированный. Спасатели сидят и дежурят, в любой момент готовы поехать спасать. 

Пик Победы — совсем другое. Во-первых, это очень дальний автономный район, туда нет дороги, туда можно долететь только вертолетом. Второе — это высота. Третье — если вы посмотрите фотографию, то восхождение Г-образное — очень длинный маршрут, когда ты долго идешь на высоте 7000 м. Если на Эльбрус ты поднялся и спустился, и там длина 3 км, то здесь ты три-четыре дня идешь в одну сторону на вершину, потом три-четыре дня по этому же маршруту спускаешься назад.

Очень тяжелая многодневная экспедиция на большой высоте. И для того, чтобы она была успешной, должна быть соответствующая экипировка, снаряжение и, самое главное, команда.

В чем проблема таких коммерческих восхождений, с которым мы в данном случае имеем дело, — люди случайно собираются в группу. Эти вершины раньше покоряли спортивными командами — шли мужики, пять-шесть человек, которые 10 лет ходят друг с другом. Все знают — кто как ест, кто как спит, кто как ведет себя в работе или на маршруте. Они могут только на друга положиться. Если у кого-то что-то случается, как, например, в данном случае — нога сломалась или рука, они могут его вытащить оттуда. Это был советский суровый коллективный вид спорта, где была взаимовыручка.

Сейчас в этой группе мы что видим? Три случайно собравшихся человека, причем еще и не говорящих на одном языке. Один итальянец, один немец и наша русская женщина, с ними гид — четыре человека. Как только случилось ЧП — она сломала ногу, гид повел двух оставшихся клиентов вниз, один из них умер — итальянец. Гид всех оставил, увел вниз немца. Получили две смерти в одной группе. Это говорит о том, что что-то было не так с организацией. 

Если мы посмотрим похожую по высоте вершину в Непале — восьмитысячник, всего 500 м разница, то там в коммерческих восхождениях с каждым клиентом идут два гида. То есть в данном случае для этой группы должно было быть шесть гидов, а не один, если бы это было в Непале. Один из гидов несет медицинский кислород на случай, если вдруг гипоксия начнется. Если бы был медицинский кислород, они, может быть, итальянца бы и спасли. Он подышал бы немного и как-то потихоньку начал спускаться вниз.

В этом году я работал почти 40 дней доктором в базовом лагере, поэтому представляю себе, как выглядит коммерческое восхождение в Непале — там есть система поддержки клиентов и совершения коммерческого восхождения — два помощника, у них есть медикаменты, кислород, они тебя сопровождают всю дорогу, фактически привязаны к тебе. Это дает какие-то гарантии того, что ты поднимешься и спустишься и тебя не бросят. И то, что мы услышали в этой ситуации от очевидцев, вызывает вопросы.

— Есть ли какой-то единый регулятор этих коммерческих восхождений?

— Министерство экономического развития и торговли Российской Федерации в прошлом году запустило такой регулирующий механизм — в закон о туризме ввели понятие "природных опасных маршрутов", ввели их категорирование, аттестацию гидов. Этот механизм заработал год назад. Предполагается, что фирмы, которые оказывают такие услуги, должны соответствовать определенным требованиям. И персонал, который в них работает, тоже должен соответствовать определенным требованиям. То есть у нас в России все-таки какое-то регулирование появляется в этой сфере. Это у нас. Но в случае с пиком Победы — это Киргизия.

Для сравнения, в Непале ты не можешь выйти, не получив разрешения, так называемый пермит. Во-вторых, фирмы, которые оказывают эти услуги, под жестким контролем Министерства туризма Непала, где туризм — одна из ключевых статей дохода, и в том числе налоговых поступлений в бюджет. Там аж три подразделения приглядывают за этими турфирмами, ведутся и лицензирование, и проверки — приходят офицеры в базовый лагерь и ходят, проверяют все фирмы, всех клиентов на наличие лицензии, разрешений. Больше 40 лет у них развивается эта индустрия в горах, поэтому понятно, что они пришли к этому решению.

Или, например, Франция — гора Монблан, там то же самое. Там тоже три подразделения под Монбланом, они регулируют эту деятельность. Есть спасательная служба, есть отдельная так называемая горная полиция, которая тоже проверяет гидов, клиентов. И есть сообщество гидов, которые являются, по-нашему говоря, профсоюзом. Но на самом деле они регуляторы, потому что тоже очень строго следят за тем, кто работает на горе, какие у них удостоверения и так далее. 

— Что грозит недобросовестным гидам у нас, в России?

— Если проследить за публикациями, то ответственность уже довольно серьезно ужесточили. Только за последние два года три уголовных дела против гидов закончились приговорами, их отправили в тюрьму. В частности, этим завершилось резонансное дело, когда на Эльбрусе пять человек погибло. Гибель на Камчатке — буквально неделю-две назад был вынесен приговор. Уже есть конкретные уголовные дела с конкретными приговорами за некачественно оказанные услуги.

И я могу сказать, что сообщество это чувствует — все взволнованы, все нервничают, все стараются, простым языком говоря, не косячить.

В Киргизии, наверное, тоже в какой-то момент до этого дойдут. Но то, что сейчас мы увидели, у меня вызвало вопросы. Почему один гид? Почему не было кислорода? Ничего не было. Возможно, это была попытка сэкономить.

К сожалению, пик Победы, по статистике, самый высокий по летальности из всех семитысячников. 

— Поиски приостановлены. Вертолет уже точно не сможет туда подняться?

— Там уже зима началась. Зима на пике Победы — это минус 30, ветер 100 км в час и снег стеной. Никакой вертолет в такую погоду не полетит — ни на Эльбрусе, ни на Эвересте, ни на пике Победы.

Вертолеты в горах — это вообще отдельная деятельность, у нас в Росавиации на это отдельный допуск. По моим ощущениям, на 100 пилотов вертолетов один имеет допуск на работу на высоте и в горах. На Кавказе, например, я знаю всего четырех таких пилотов. Все остальные — это только полеты на равнине, там, где нет ни ущелий, ни своеобразной розы ветров, ни сложностей погоды и так далее и так далее. То есть это особое искусство.

— Получается, до весны — точнее, до июля — про поиски уже точно можно забыть?

— Да. Это не первый раз, когда с Победы предпринимаются попытки спустить тела, но пока не получается. Буквально там, где лежит Наталья, — с другой стороны этого камня, — лежит тело Михаила Ишутина из Архангельска — мой приятель, который также пошел на Победу. Кстати, альпинист с большим опытом. Он в этом же месте погиб, его тело лежит там.

Ребята из Архангельска предпринимали отдельную экспедицию в попытке снять его тело, но им не удалось. Они специально ради этого приехали — подготовленные, опытные альпинисты, но погода и состояние маршрута, лавиноопасность не дали им это сделать. Доставая тело, ты сам можешь погибнуть под лавиной. Поэтому все это — нетривиальная  история. Не уверен, что соберется компания, которая соберется и организует все, чтобы снять тело Наговициной.  

— Когда с Михаилом это произошло?

— Довольно давно. Лет десять, наверное, назад. Еще раз: сам рельеф горы, ее состояние и погодные условия в том районе делают восхождение экстремальным во всех отношениях. На грани, как говорится. Именно поэтому все альпинисты, кто поднялся на Победу, очень гордятся этим восхождением и всегда его называют одним из лучших и выдающихся в своей жизни. Это совершенно нерядовое восхождение.

— Каких три главных совета вы дали бы тем, кто все-таки решится? 

— Во-первых, провести качественный цикл подготовки, приобрести "высотный опыт", это займет три-пять лет, не меньше. Второе, конечно, иметь хорошую сплоченную схожую команду, которая способна работать технически на такой высоте. И третье — всегда поворачивать назад, если вдруг случилось что-то непредвиденное. Самое главное в альпинизме — это вовремя повернуть назад. Потому что горы стояли, стоят и будут стоять. Поэтому ты можешь на следующий год приехать и спокойно еще раз организовать эту экспедицию.

— Вы же сами поднимались на пик Победы?

— Только на пик Ленина.

— Страшно?

— Конечно, страшно. Это ужасный лед, снег, ветер. Высотный альпинизм, особенно в таких условиях, — это уже реальные испытания. Настоящие, суровые, очень страшные.

— Какой смысл каждый раз так рисковать?

— Это моя работа.

— А что изначально вас к этому сподвигло?

— В 1991 году я впервые поехал в горы, потому что горы — это попытка понять себя самого. А сделать это человек может через кого-то другого. Мать понимает, что она мать, через дитя, жена понимает себя через мужа. Человек пытается в жизни всегда что-то понять про себя, про тех, кто вокруг. И горы — это хорошее место, чтобы это сделать. Любое восхождение — это попытка понять себя.

— Вы поняли?

— Не могу сказать, что "просветлился", но кое-что я про себя понял.