8 октября в Национальной академии наук Таджикистана собрались ученые Таджикистана и России. За широкими стенами здания, построенного еще в 1930-х, — жаркий октябрь Душанбе, цветущие розы, суета саммита СНГ. А внутри — разговор о войне, голоде и холоде. Шла международная научно-практическая конференция "80-летие Великой Победы: исторический вклад народов России и Таджикистана и перспективы сотрудничества в области науки и образования".
Я был приглашен как модератор и докладчик — рассказывал залу о вкладе Таджикистана в оборону Ленинграда. Это не был парадный реестр "братской помощи". Это была история о разрывах. Географический разрыв: между фронтом и глубоким тылом
Солнечный луч знания в тумане забвения
Проблема не в том, что память меркнет. Проблема в том, что ее подменяют. Гладкий, отполированный нарратив о "Великой Победе" часто заслоняет подлинную, шершавую ткань истории. Громкие звуки салютов могут заглушить тихие голоса. Историк, подмененный политруком, отвращает от самой темы. Важно искать человеческое измерение событий, реальные имена.
В начале конференции был показан документальный фильм, смонтированный из советской кинохроники. Вот лишь одна судьба из многих в кадре. За Ленинград сражался сын таджикского народа Туйчи Эрджигитов, автоматчик 1064-го стрелкового полка 281-й стрелковой дивизии. При отправке на фронт мать дала надкусить ему лепешку — согласно древней таджикской традиции "кулчагазон". Мать он больше не увидел, лепешка так и осталась лежать дома у его портрета. 5 октября 1943 года Туйчи Эрджигитов закрыл собою амбразуру вражеского дзота. Он стал Героем Советского Союза посмертно. В 1968 году на могилу сына в Любань приехала мать — Хайриниссо Эрджигитова. Об этом на студии "Таджикфильм" был снят документальный фильм "Горсть материнской земли", который сложно смотреть без слез.
Имена помогают увидеть солнечный луч знания в тумане забвения. Как писал только что прибывший из блокадного Ленинграда в Душанбе драматург Евгений Шварц 3 августа 1943 года: "Душанбе поразил меня. Юг, масса зелени, верблюды, ослы, горы. Жара. Кажется, что солнце давит. Кажется, что если подставить под солнечные лучи чашку весов, то она опустится. Я еще как в тумане".
Испытание миром
Наша конференция в Душанбе была попыткой противостоять беспамятству. Не декларацией, а конкретикой. Но ее содержание ложится в более широкий и тревожный контекст. Образ "общей победы", который было принято поддерживать даже в самые мрачные времена холодной войны, сейчас окончательно размывается. Тот относительный консенсус победителей, который держался десятилетиями, рухнул. Споры об интерпретации Второй мировой теперь затрагивают ключевые элементы этого нарратива. Полемика о прошлом давно вышла за рамки академизма и превратилась в стержень актуального политического противостояния.
В Европе доминирующим становится подход, где тезис о положительной роли СССР во Второй мировой войне меняется на нарратив о двух тоталитаризмах. В этой системе координат нет места ни Эрджигитову у Ленинграда, ни Шварцу в Душанбе — их судьбы растворяются в обезличенной критике тоталитарной машины.
Бывшие колонии и страны глобального Юга смотрят на Вторую мировую войну через призму своего опыта — опыта колониальной эксплуатации. Их взгляд определяется отношением к прежним колонизаторам. В их нарративе Вторая мировая часто интерпретируется не столько как битва с абсолютным злом, сколько как очередной эпизод в борьбе империй, где они сами были пешками или жертвами.
Итогом становится национализация памяти о Второй мировой войне. Это безраздельно господствующая тенденция. Каждая страна создает свой собственный, максимально удобный для внутренней политики вариант прошлого.
Конфликт, таким образом, лежит не между народами, а между памятью и забвением, между живой, документально подтвержденной историей и ее политическими суррогатами. В мире, где ни одна страна не разделяет в полной мере чужой нарратив о войне, задача российских и таджикских коллег — не настаивать на единственно верном прочтении, а вместе изучать архивы. Фиксировать имена. Сохранять следы общей истории.
Пока мы вместе читаем одно и то же письмо из блокадного Ленинграда в Душанбе, пока мы вместе находим в документах имена — память остается живой. Она становится не идеологическим конструктом, а общей нитью с разноцветными бусинами знаний. Это тонкая, но прочная нить. Она уже однажды выдержала испытание войной. Сможет ли она выдержать испытание миром, в котором у каждой страны — своя правда о той войне? Это и был главный вопрос, который витал в конференц-зале под жарким таджикским солнцем.
Мнение редакции может не совпадать с мнением автора. Использование материала допускается при условии соблюдения цитирования сайта tass.ru
Комментарии