Актера, ушедшего от нас всего пять лет назад, вспоминают его любимые женщины – жена, дочка и внучка.
В 1961 году меня приняли в Театр имени Вахтангова сотрудником музея. Параллельно я училась в ГИТИСе на театроведческом факультете. Театр Вахтангова я любила всегда, смотрела все спектакли, и случай свел меня с художником Владимиром Богаткиным. Он-то и устроил меня в театр. Через полгода его руководитель Рубен Николаевич Симонов предложил мне записывать репетиции «Принцессы Турандот». Так и состоялось мое знакомство с Юрием Васильевичем, который играл в спектакле одну из главных ролей, – рассказывает вдова Ирина Сергеева
Я тоже попала под обаяние его таланта, и через три года после первой встречи, в 1967-м, мы поженились. Расписались, чтобы получить однокомнатную кооперативную квартиру. Ведь раньше холостым ничего нельзя было сделать, даже в гостиницу в один номер устроиться. Я сохранила фамилию, но не девичью, а первого мужа. Сделала это из-за сына Александра от первого брака (он погиб в автомобильной катастрофе в 2006 году), потому что не хотела, чтобы он чувствовал себя одиноким. Юра к Саше очень хорошо относился, любил его, заботился, делал для него все. Но и с родным отцом у сына сохранились хорошие отношения, он не переживал по поводу моего нового замужества. Все трое детей Юры родились на его пике востребованности и популярности. Он не был хорошим отцом, потому что очень много работал. С Антоном, нашим сыном, если выпадала возможность, и играл, и гулял, и водил в зоопарк и на футбол. Но это случалось редко, потому что он был вечно занят. Мало выпадало свободных дней, только отпуск. Когда Антон подрос, мы каникулы всегда проводили вместе.
Могли себе позволить иногда ездить отдыхать за границу, но более всего муж любил свою дачу и Щелыково – имение Островского под Костромой. Любимое занятие – собирать грибы в лесу. На даче обожал сажать цветы, у нас в саду много жасмина. Занимался селекцией, обрезал ветки, хотя я его критиковала, потому что он это делал неправильно. Но ему ужасно хотелось чувствовать себя в саду хозяином, который сам распоряжается, как и что будет расти. У нас всегда жили собаки. Последнего спрингер-спаниеля Буса Саша привез из Техаса шестимесячным щенком. Он был особенным. Умер совсем недавно, в ноябре, что символично: в том же месяце, что и Юра. Бусу было 12 лет. Он очень переживал сначала уход моего сына, а потом мужа. На Юру он смотрел как пес в «Синей птице»: «О, мое божество!» И тот отвечал ему взаимностью. Юра умер при нем, и пес после этого никогда не заходил ни в его кабинет, ни в комнату Саши. Страдал.
Юра был заботливым мужем. Ему самому требовалось немного. Абсолютно равнодушен к роскоши, радовался любой мелочи и говорил: «Какая прелесть! Большое спасибо». Он был человеком с колоссальным чувством юмора, с умением веселиться, заниматься простыми очаровательными вещами: играть в волейбол, в карты, участвовать в капустниках. Обожал футбол, безумно болел за «Спартак». Любил свою машину, умел с ней обращаться, починить. Когда мы познакомились, он ездил на задрипанном «Москвиче», который назывался «Тузик». Потом появились «Жигули». Мы каждые три года меняли машину. Мы с Юрой прожили вместе больше 50 лет. Когда меня спрашивают, как я отношусь к его работам в театре и кино, я отвечаю: субъективно. Для меня все, что он делал в искусстве, прекрасно. За эту длинную жизнь я хорошо его узнала: он любил людей, но не прощал предателей, вычеркивая их из жизни навсегда. Несмотря на его приветливость, доброжелательность, он был интровертом. Поэтому у него было мало друзей. В театре – двое: это рано ушедший от нас Максим Греков и Владимир Шлезингер. Юра открывался лишь тем, кому очень верил и кого очень любил.
К нему многие обращались с просьбами. И если нужно куда-то пойти хлопотать по поводу квартиры, Юра всегда шел навстречу. В отличие от своих эмоциональных героев, в жизни он был человеком закрытым. Закричать, а тем более заплакать он мог крайне редко, разве что когда умерла его мама. А так он всегда был очень сдержан и, наоборот, уходил от проявлений чувств. Всенародная слава пришла к нему благодаря комедийным ролям. Не мог пройти по улице, чтобы вслед не прокричали: «Ипполит пошел!» Спрашивали, в своем ли пальто он принимал душ. Радоваться тут было нечему. Он мне жаловался с иронией, что так и умрет Ипполитом. Его расстраивало, что люди ценят только то, что смешно, как будто он больше ничего и не играл. Он относился к этому с полуюмором, с полураздражением. Талант-то у него был многогранный, и он любил серьезные роли. В кино импровизировал. Ставшие крылатыми фразы придумал он: «Какая гадость эта ваша заливная рыба», «Тепленькая пошла», «Потрите спинку».
Я сегодня так и работаю в Театре Вахтангова заведующей музеем. О детях можно сказать только одно: они все замечательные ребята. Отец одинаково заботился о них и старался как можно больше времени проводить с каждым. Он наделил их разными своими качествами, но есть одно общее: все любят театр. Алена – народная артистка РСФСР, Антон – режиссер, Алеша колеблется между искусством и бизнесом. Внуки тоже частично идут по его стопам. У нас трое общих внуков: Петр, Андрей и Варвара. Это дети Антона от разных матерей. Он рано начал взрослую жизнь. Старший, Андрей, – актер в нашем театре, ему 25 лет. Петр поступил в физико-математический институт, ему в сентябре будет 19. А что касается Варвары (в октябре исполнится 4 года), она точно унаследовала талант деда. По всему видно, что его гены в ней есть. Когда по телевизору показывали фильм с его участием, он смотрел и оценивал, правильно ли все сделал или можно ли было лучше. К себе относился довольно строго. Не знаю, будет ли когда-нибудь такой актер. Так нахально говорю, потому что уверяют, будто нет незаменимых, а я считаю, что есть неповторимые люди, а артисты – тем более.
Легкий пофигизм, работа на интуиции, а не мозгами
В детстве я с отцом практически не виделась, так как жила в Германии до 17 лет, – добавляет Алена Яковлева, дочь от первого брака. — Чаще мы стали встречаться, когда я вернулась в Россию. За домашними посиделками обсуждали абсолютно все: театр, политику, говорили о взаимоотношениях людей. Часто собирались вместе с Ириной Леонидовной, их общим сыном Антоном, иногда с Лешей, с Машей. При этом не помню, чтобы мы спорили на какие-то темы. Только один раз у нас возник спор по поводу одной моей роли. Это был Теннесси Уильямс, «Между светом и тенью». Папа – человек неагрессивный, мягкий, лирический. А наше время диктовало иное. И я защищала свою точку зрения, объясняя, что мой персонаж – жесткая бизнесвумен, которую только любовь делает слабой. Папе же хотелось в любых моих актерских проявлениях больше женственности. Это был единственный камень преткновения за все время.
То, что родители развелись, – это жизнь. В дальнейшем с отцом можно было идти по пути обиды и разочарования, но это оказалось бы неконструктивно. Это одна сторона истории – моя боль и горечь. А другая – наши взаимоотношения. Я понимала, что он мой папа, что его надо попытаться понять, хотя это и непросто. Дедушкой же он был прекрасным. Он абсолютно растворялся в Маше, во всем ее поддерживал. Возможно, все, что он мне недодал, перенес на нее. В это время у него уже не было такой загруженности, такого творчества, и появилась возможность уделять больше времени родным. А вот моя жизнь шла относительно него параллельно. Даже когда меняла имя в паспорте на Алену (надоело, что меня все время сравнивали и путали с прекрасной Еленой Яковлевой, когда вышла «Интердевочка»), с папой об этом не советовалась. Он принял это как данность.
Несмотря ни на что, все воспоминания об отце у меня светлые. Он прожил большую, интересную творческую жизнь. При его возможностях, уникальности и таланте он мог бы сыграть в 10 раз больше того, что сделал. Это единственное, о чем можно жалеть. И еще – что он не увидел последнюю внучку, дочку Антона. Иногда я переживаю, что что-то с ним не обсудила и не договорила. На самом деле я его не очень хорошо знала, и он меня тоже. Так случилось. У нас не было таких глубоких внутренних бесед, которые помогли бы нам понять друг друга. Жаль, ведь мы с ним люди одной крови. У нас схожие характеры: легкий пофигизм, работа на интуиции, а не мозгами – это все от него. Однажды на день рождения он подарил мне клоуна с бубенчиком, зная, что я собираю кукол, и фотографию своей мамы Ольги Михайловны. Я на нее очень похожа. Клоуна, несомненно, храню.
— Мои первые воспоминания о дедушке: мы разговаривали на кухне, он меня обнимал, играли во что-то, и я засыпала, – делится внучка Мария Козакова.
Когда я начала сниматься, еще учась в школе, он меня поддерживал и смотрел все серии проекта «Своя команда». Это был такой странный сериал для детей совсем дошкольного возраста с анимацией. Дедушка делал мелкие замечания, но позитивно относился.
Сейчас замечаю, что манерой игры на сцене я очень похожа на маму, а мама в свою очередь похожа на него. Особенно в характерных ролях, и с годами это проявляется все больше. От дедушки – какая-то детскость, наивность, непосредственность в ролях. Я его часто спрашивала, что главное в профессии, он отвечал: доверять себе.
Мы стали чаще встречаться, когда я училась в институте. Дедушка приходил, смотрел отрывки спектаклей, советовал. Мои однокурсники не могли поверить и даже боялись его, а он вел себя очень скромно. Крайне интеллигентный, мягкий и простой человек. Я часто сбегала к нему, и в перерывах мы беседовали обо всем на свете. Он меня очень любил и так обнимал, что я физически задыхалась. Эмоционально переживал, когда со мной происходили неприятности, принимал это близко к сердцу. Я не считала себя ни талантливой, ни способной, ни красивой. А дедушка мне сказал, что я органична и мне обязательно надо заниматься актерским делом. Даже сейчас, когда у меня появляются сомнения, пересматриваю видео, где он говорит о профессии, и сомнения уходят. И то, что во мне течет его кровь не только великого артиста, но и уникального человека, это поддерживает.
Комментарии