Первая встреча с Владимиром Яковлевичем получилась неожиданной. Дело в том, что я работал на радио уже где-то в течение года; ушел из театра оперетты и вошел в штат солистов радио и телевидения. Шел в редакцию и буквально на лестнице встретил небольшого человека, который шел пешком — очень много было разных кабинетов наверху, а лифт был один, и мы бегали по лестницам все время. Он меня встретил и говорит: "Вы Лещенко? Мне сказали, что вы песни поете". Я ему ответил, что пришел как классический исполнитель, оперно-камерного плана и, конечно, пою с удовольствием. Он говорит: "У меня есть студия сейчас. Не хотите попробовать записать одну песню?" Я без вопросов согласился
И потом, когда жил далеко, в Чертаново, на остановке включил радиопроигрыватель и вдруг услышал, что кто-то поет песню "Белая береза". Обалдел немножко и подумал: "Черт возьми, надо же, я ее писал, а поет кто-то другой". Я не узнал свой голос, потому что очень редко слушал себя по радио. Как понял, что это я, позвонил ему и сказал, что очень рад, что у нас получилось это.
Владимир Яковлевич перезвонил мне буквально через неделю и говорит: "Есть еще одна песня, которую надо срочно записать". Я пришел, и он мне показал песню "Не плачь, девчонка" и сказал: "Вот она, может быть, на "Доброе утро" выйдет, но я хочу ее записать в Фонде радио". А там тогда писали основательно, на долгие годы. Потом послушал пару дублей и заметил, что спел кое-где не ту ноту. Я сказал, что надо переписать, а он ответил: "Да не надо ничего, она вечером сегодня уже в эфир пойдет. Все хорошо". И так она и пошла.
И вот с тех пор завязалась наша с ним дружба. Потом мы поехали на одну стройку, потом на фестиваль молодежи и студентов. И начиная где-то с 1971 года мы с ним начали плотно общаться. Он писал песни, показывал мне, что-то я выбирал. Были песни, которые вошли в передачу "Песни года", например "Река родная". Или "Не плачь, девчонка" — в 1972 году я ее уже пел там, на заключительном фестивале.
Потом у нас появилась песня "Родительский дом". Причем это тоже была достаточно странная история. Редактор с радио позвонила мне и сказала: "Лева, есть для тебя очень хорошая песня. Тебе надо обязательно послушать. Я тебе пришлю". Посмотрел, текст там был на куплетов, наверное, девять. Я сказал: "Ну куда столько? Давайте оставим три". И "Родительский дом" потом стала достаточно известной песней. Все песни живут недолго. Остаются только те, которые измеряют талант — композиторский, поэтический, певческий. И исполнители, люди, которые занимаются этим жанром, продвигают это в эфире, на концертных площадках, в СМИ.
Импровизатор и маэстро детских песен
Вообще, Шаинский был неординарным человеком. При всей своей эксцентричности, несмотря на свой откровенный наив, он достаточно глубоко и серьезно знал музыку. Он был человеком достаточно пытливым, очень много знал. Можно сказать, что это был человек энциклопедической фактуры.
Еще он очень любил спорт, много уделял внимания здоровью — поэтому прожил так долго. У него в коридоре обязательно висел турник, на котором он подтягивался. И когда приходили гости, он говорил: "Так, вход в квартиру только через турник. Вот подтянешься пару раз, тогда я вас пущу". Потом он бежал на балкон, показывал, что у него там снег лежит, потом становился босиком и обтирался им.
Вообще ничего не чурался — даже занимался подводной охотой. Я помню, что как-то вышел по каким-то делам в пять утра на фестивале на Кубе. И смотрю, стоит человек в скафандре, с ножами, с ружьями, в маске. Напрягся немножко и только потом понял в темноте, что это Шаинский. Он готовился на рыбалку.
Или, например, мы с ним перед выступлением вышли на сцену, видит, что пианино стоит в углу, и говорит: "Мне так неудобно". Хватается один за это пианино, начинает его двигать. Я стою на сцене, понимаю, что он один его не сдвинет, начинаю ему помогать. Только после этого до остальных доходит, прибегают, помогают нам поставить пианино в центр. А он один был готов подвинуть этот инструмент.
В общем, удивительный, эксцентричный человек был. Но все это шло настолько искренне, от души, с детской непосредственностью. Даже когда он первый раз пришел на "Мелодию", предлагать свое произведение. Юрий Энтин рассказывал эту историю — он был тогда художественным и литературным редактором, самым главным на студии. Он вышел в коридор, стоял там человек небольшого роста, одетый в "Детском мире". Энтин к нему обратился, а ему отвечают: "Я пришел записать, если можно, две симфонии. Я окончил консерваторию". На что Энтин ему сказал: "Вам лучше, наверное, детские песни писать". А тот говорит, что их тоже как раз пишет. Энтин предложил ему прийти как-нибудь, дал ему текст. Попробуйте, может, у вас получится.
А Шаинский говорит: "А чего пробовать? У вас есть какой-нибудь инструмент?" Энтин указал ему на инструмент, а тот взял текст, ушел и вернулся уже через 15 минут, стучится в кабинет и говорит, что готов показать песню. Начинает петь: "Антошка, Антошка, пойдем копать картошку". Энтин ответил: "Симпатично. А припевы?" А Шаинский сразу предложил ему решение и спел: "Тили-тили, трали-вали, это мы не проходили, это нам не задавали".
Он, конечно, был уникум. Я ему иногда даже говорил: "Володь, ты можешь взять, мне кажется, какую-нибудь газетную строку и написать песню". Мог совершенно спокойно взять какие-то несуразные стихи и сделать хорошую песню. Немалую часть репертуара он сделал спонтанно, но все это звучит и востребовано до сих пор.
Мнение редакции может не совпадать с мнением автора. Использование материала допускается при условии соблюдения цитирования сайта tass.ru
Комментарии