Знаменитый литовский актер, народный артист СССР Регимантас Адомайтис 31 января отмечает 80-летие. Чемоданы писем от благодарных зрителей изо всех уголков бывшего Советского Союза, блестящая карьера в театре и кино.
Сам Адомайтис говорит, что ему грех жаловаться на судьбу — она подарила актеру незабываемые встречи с коллегами по цеху: великолепными режиссерами и партнерами по профессии, в том числе с выдающимися российскими мастерами. В преддверии своего юбилея в интервью ТАСС Регимантас Адомайтис рассказал о том, почему работе в кино всегда предпочитал театр, об особенностях литовской школы и решении уйти со сцены.
— Широкая зрительская аудитория знает вас прежде всего по работе в кино. Сколько ролей вы сыграли в кинематографе?
— Где-то более семидесяти. Скрупулезной статистики я никогда не вел. Даже не все названия помню. Я благодарен кино за популярность, но для меня на первом месте всегда стоял театр.
— Вы один из тех немногих в актерском цехе, кто пришел на подмостки после или даже вопреки полученной совершенно иной специальности.
— Театр зачаровал меня в школьные годы, когда к нам в Дом культуры со спектаклями приезжала труппа из Паневежиса, где уже начинал играть Донатас Банионис
В последний год учебы на физико-математическом факультете Вильнюсского университета я уже был студентом и Литовской консерватории, где было актерское отделение. Пришлось работать на два фронта. Победа осталась за актерством.
— Слава и всесоюзная известность пришли к вам с фильмом "Никто не хотел умирать", снятым Витаутасом Жалакявичюсом.
— Это был мой дебют, с ним мне посчастливилось. Тема ленты была совершенно, как сказали бы сегодня, сенсационная. В 1965 году — фильм о "лесных братьях"! И я, и еще многие из тех, кто в нем снимался, были дебютантами.
Счастливая привилегия — не уметь, не знать, не иметь опыта! Там столько непосредственности, какого-то целомудрия. Когда нарабатывается мастерство, когда ты думаешь, что знаешь, как сыграть тот или иной эпизод, — тогда стоп! Тогда ты повторяешься, сбиваешься на собственный штамп.
Сейчас в Литве порой говорят о том, что "Никто не хотел умирать" неправильно трактует сложный период истории страны. Лента не претендовала на вынесение приговора. Она была художественным осмыслением драматических страниц недавнего прошлого.
— Какие из своих дальнейших работ вы ставите на первые места?
— Судьба подарила мне встречу с таким мастером, как Григорий Козинцев. В его фильме "Король Лир" я сыграл роль Эдмонда. Встреча с Козинцевым стала для меня откровением. Никогда прежде мне не доводилось работать с мастером, который так доверял бы актеру. В первую очередь, мы обсудили концепцию роли. Эдмонд представлялся мне эдаким мини-Яго. Злодей, отрицательный герой не столь значительного масштаба, как хрестоматийный темнокожий душитель Дездемоны.
Козинцев предложил совершенно иную интерпретацию. В дверь стучится эпоха Возрождения, и Эдмонд — новый ее герой со своими страстями человека будущего и комплексами. Меня это поразило и увлекло. А еще Козинцев, как камертоном задав тему, практически не вмешивался в ее актерское воплощение. Доверие и равноправный диалог с режиссером — редкая вещь в нашем ремесле.
— Вы много работали с российскими постановщиками, а когда последний раз были в России?
— Это произошло пару месяцев назад. В Санкт-Петербурге состоялась презентация реставрированной ленты Литовской киностудии "Чувства". В широкий прокат она в свое время не пошла, не понравилась кинематографическому начальству, но в нашей стране признана лучшим литовским фильмом ХХ века. Удивительным образом на этой презентации я еще раз соприкоснулся с Козинцевым.
Мне там подарили копию моего собственного письма, которое было написано мастеру после премьеры фильма в Бейруте. Туда мы должны были поехать вместе, но Григорий Михайлович заболел, и мне пришлось делать это одному. В письме я рассказал ему о том, с каким успехом был принят наш "Король Лир". Старинное забытое письмо, как нежданный подарок, меня растрогало.
— Где вы как актер заняты сегодня?
— Около года я нахожусь на том самом заслуженном отдыхе, не играю ни в кино, ни в театре. Наступил тот день, когда я сказал себе: стоп! Какой бы ни была физическая форма, понимаешь, что выход на сцену в таком возрасте, актерская игра требует особых эмоциональных усилий. Увы, это может заметить и публика, а такого быть не должно. Поэтому я и сказал себе, что пора заканчивать.
— Неужели это окончательное и бесповоротное решение?
— Иногда подумается: вот если бы Козинцев… Из наших разговоров с ним, по каким-то фразам у меня создалось впечатление, что режиссер размышляет над постановкой фильма по "Фаусту" Гете. При таком раскладе и приглашении от мэтра я бы сдержаться не смог.
— Литовский театр и литовский кинематограф в мире искусства утвердился в те былые времена своим особым мироощущением. В чем его особенности?
— Началом начал была система Станиславского. Наши учителя, прошедшие школу в Москве и тогдашнем Ленинграде, учили нас именно в этом ключе. С другой стороны, в Литве в межвоенные годы тоже был замечательный театр. И опять же не обошлось без российского влияния.
В Каунасе, который был тогда столицей Литвы, жил и работал Михаил Чехов, который по-своему интерпретировал принципы Станиславского. Любопытно, как играли в Каунасе "Гамлета". Чехов говорил по-русски, другие актеры — по-литовски. Это не мешало публике принимать спектакли на ура.
А главным "секретом" национальной школы я считаю особенности литовского характера. Мы с русскими похожи, но есть и отличия. Литовец услышит, подумает, помолчит и только потом, очень по-театральному, с замечательной паузой скажет свои скупые два слова.
— Как вы собираетесь встречать юбилей?
— Мог бы отгулять его и в России. Например, в Кирове. Там я снимался с Сергеем Гармашем в фильме "Карусель на базарной площади". Лента создана по рассказу Альберта Лиханова. Он мне и позвонил на днях. Поздравил с наступающим 80-летием и сказал, что в Кирове мне были бы всегда рады. Спасибо, российские друзья.
Беседовал Владимир Иванов
Комментарии