Осенью 2025 года премьер-министр Индии Нарендра Моди призывает своих соотечественников отказаться от товаров иностранного производства, которых стало "слишком много", премьер Израиля Биньямин Нетаньяху — готовиться к жизни при экономике с элементами изоляции. США вводят, отменяют и заново устанавливают тарифы. Лидеры ЕС берут курс на государственную поддержку местной промышленности, и так же — уже давно — поступает Китай. Ослабление внешнеторговых связей и стремление жить наособицу — основополагающая черта наступающего времени; под ее воздействием, если ничего не переменится, пройдет и вся вторая четверть XXI века. Почему происходит именно так?
Рука рынка разжимает ладонь
Согласно определению МВФ, глобализация — есть процесс ускоренной интеграции экономик различных частей планеты. В его ходе крупные компании США и ЕС приобрели новое качество: они стали международными. Посетивший СССР в 1950-е колумбийский писатель Габриэль Гарсия Маркес назвал очерк о нашей стране так: "СССР: 22 400 000 квадратных километров без единой рекламы кока-колы!" Начиная с 1980-х знаменитая франшиза вступила и на отечественную почву
Если мощные экономические силы глобализма ужать до одного образа, то на его роль хорошо подходит президент США Билл Клинтон. При его правлении доля привозных товаров в мировой экономике (то есть процент того, что производится только с целью продать кому-то еще) поднялась с 11,9% в 1993 году до 16,0% в 2000-м. Этому способствовало несколько причин — от прорывов в агротехнологиях до IT-бума. Клинтон верил, что его страна извлекает прямую выгоду из происходящего, так что однажды заявил: "Глобализацию нельзя просто взять и остановить. Это экономический аналог сил природы, таких как вода или ветер". На первый взгляд, США с успехом встраивались в "природные процессы": их ВВП за 1990-е вырос на 28%. Однако прогноз на будущее оказался безоблачным не для всех: кто-то выигрывал от глобализации, а кто-то и терял.
В 2001 году при содействии Белого дома Китай вступил во Всемирную торговую организацию, что означало упразднение множества тарифных барьеров. За этим последовал вошедший в историю "китайский шок": с 2000 по 2009 год из Америки в Поднебесную перенесли 2,4 млн рабочих мест, а в общей сложности американцы потеряли 5,7 млн ставок: те достались работникам других стран, где, подобно КНР, среднее жалованье составляло всего 3–5% от американского. Это тоже логика глобализации в деле: не только товары, но и услуги имеют право перемещаться из одной точки на карте в другую, минуя любые границы. Так обнаружилось, что американцы могут выступать не только выгодополучателями экономических макропроцессов, но и проигравшими. Семя обиды было посеяно.
Глобализация теряет глобус
Сокращение занятости в промышленности в XXI веке и обеднение низкоквалифицированных рабочих парадоксальным образом не сказались на общих показателях США: они продолжали расти. Невзирая на это, внутри страны обнаружился разлом. Проигравшие от глобализации оказались не только собратьями по несчастью, но и буквально соседями. Штаты Среднего Запада, где раньше ковали металл и откуда производства перенесли за рубеж, получили пренебрежительное прозвище "Ржавый пояс". Выходец из этих мест — нынешний вице-президент США Джей Ди Вэнс. О глобализации он отзывается так: "Дешевый труд больше всего похож на костыль, и этот костыль здорово мешает инновациям. Я бы даже сказал больше: это наркотик. И слишком много американских фирм взяли и подсели на него".
Читайте также
Володин: США продают Европе газ по цене духов Chanel
В США единомышленники Вэнса составили костяк того, что известно как движение MAGA (Make America Great Again). По иронии этот слоган уже использовал в 1990-е как раз Билл Клинтон, но отказался от него, посчитав политически некорректным. Зато в "Ржавом поясе" эти слова резонировали с потрясающей силой. В них заключался четкий посыл: вернуть времена, когда у каждого желающего была работа. К 2015 году, когда MAGA взял на вооружение Дональд Трамп, запрос на возвращение к лучшим временам до глобализации бросался в глаза. Его подкреплял язык цифр. В 1980 году менее зажиточным 50% американцев принадлежало 20% национальных богатств, тогда как к середине прошлого десятилетия эта доля снизилась до 12%. Фрустрация бедных от того, что они стали беднее посреди почти общенационального процветания, привела республиканца в Белый дом. Попыткой Трампа исправить положение стали разнонаправленные тарифные войны: с 2018 года Белый дом стал атаковать иностранные государства, пытаясь вернуть оттуда рабочие места назад или хотя бы перезаключить торговые договоры. Так длилось до 2021 года, пока у власти не оказались демократы.
Парадоксально, но именно их приход в Белый дом продемонстрировал, что курс на свертывание глобализации не обернется вспять. На своем личном примере это показал Джо Байден — в 2010-е вице-президент, неформально отвечавший за тесное экономическое сотрудничество с КНР. Хотя от демократа ждали быстрого снятия антикитайских ограничений, последовало нечто противоположное: продолжение курса Трампа. В прошлом глобалист, Байден начал ставить себе в заслугу возвращение пролетарских рабочих мест назад в Америку (вплоть до 750 тыс.). Отказ от широкой бестарифной международной торговли принял черты консенсуса между республиканцами и демократами: деглобализация из маргинальной идеи закрепилась в качестве императива.
Стена, покрашенная в зеленый цвет
Одновременно с Америкой запрос на экономическое разъединение дал о себе знать в Европе, где принял форму радикального экологического движения. Поворот в эту сторону стал заметен в странах ЕС еще в 1990-е, когда "зеленые" смогли застолбить за собой узнаваемое место в политике. Начиная с 2000-х стало ясно, что они определяюще влияют на курс центристских сил. Под их воздействием Европа задумалась о том, как сделать производственные цепочки "зелеными", — тогда оказалось, что в рамках глобализации это практически невозможно.
Действие принципов свободной торговли предполагает не сдерживаемый государством обмен товарами, услугами и людьми. На первый взгляд, философия Европейского союза как политического проекта точно соответствовала этой цели. На деле трудности начинались при взаимодействии с отдаленными регионами мира. Добиться от них следования "зеленым" стандартам оказалось почти невозможно: товары, не соответствующие экологическим нормам, можно было либо принять, следуя принципам глобализации, либо изыскать какие-либо способы, чтобы запретить их.
Все большее ужесточение экологического законодательства в Европе 2010–2020-х, когда под запрет попали одноразовый пластик, соломинки и палочки для ушей, отдаляло Старый Свет от стран, где все это производят. А законодательство о трансграничном углеродном регулировании — то есть крупном налоге на любую продукцию, при производстве которой загрязнялась окружающая среда выше определенной меры, — отрезало Европу от стран, не успевающих за ходом "зеленых" реформ. На практике это означало ставку на местного производителя. Экономический национализм прошлого века возвращался назад — незаметно, но твердо, поддержанный прогрессивным интернациональным движением "зеленых".
Читайте также
Business Standard: Индия и ЕС не продвинулись на торговых переговорах
Если встать на позиции экологов, сам принцип глобализации изначально оказывался в уязвимом положении: ведь свыше пятой части вредных выбросов на планете приходится на транспорт, в том числе перевозящий товары с одного края Земли на другой. В целях сохранения климата следовало бы не стимулировать международную торговлю, а сдерживать ее, делая ставку на местное производство. По своей природе это идея, несмотря на левый налет, близка правым. В их среде в Европе 2010-х зародилось новое движение — локализм: в поддержку тарифов, контроля границ и производства местными силами всего, что только можно себе представить. Националисты Франции и Германии, близкие Трампу, охотно стали называть себя локалистами.
Те же и Китай
Кто же остается на стороне свободной торговли? До недавнего времени ее чемпионом называли Китай. Поднебесная располагает рекордным внешнеэкономическим сальдо, поставляя в подавляющее большинство стран мира товаров на куда большую сумму, чем импортирует их. 30 лет в условиях глобализованного мира рост КНР поражал воображение. Вступив во Всемирную торговую организацию в 2001 году седьмой экономикой мира, уже спустя десять лет Китай вырвался на второе место и не оставляет надежд однажды стать первым.
Поступательно экономические успехи Китая подводили его к наращиванию амбиций: начав с легкой промышленности, КНР сумела добиться успеха в машиностроении, электронике и фармацевтике. Этот стремительный рост менял сложившиеся связи. От Китая больше нельзя было ожидать только выносливой рабочей силы: вырвавшись из бедности, страна заявила претензии на технологическое лидерство. В логике глобализации с ее неограниченным оборотом товаров, услуг и идей по планете это в принципе возможно: центр мирового производства полного цикла по большей части отраслей при соблюдении некоторых условий вполне мог бы переместиться в Китай. Такая перспектива отводила Западу незавидную судьбу Западной Европы — музея под открытым небом для восточных туристов. Испугавшись, что глобализация становится опасной, в США остановили выбор на том, чтобы сворачивать ее. Планета вступила в эпоху тарифов, торговых войн и опоры стран только на собственные силы.
Мнение редакции может не совпадать с мнением автора. Использование материала допускается при условии соблюдения цитирования сайта tass.ru
Комментарии