Ахалай-махалай! Амаяк Акопян – о своем легендарном отце

Его сын Амаяк поделился с «Антенной» редкими фото из семейного архива.

– Папа знал тысячи фокусов, только с игральными картами – более 500 номеров с манипуляциями. Он совершил революцию в мире искусства иллюзионистов, отказавшись от вспомогательных приспособлений, специальной аппаратуры. Возвел сценический обман в ранг уважаемой профессии. А когда у него спрашивали: «Какой ваш самый лучший фокус в жизни?», он не без гордости отвечал: «Мой сын Амаяк». Я появился на свет в первый день зимы, 1 декабря 1956 года, в половине одиннадцатого вечера. Папе сообщили, он сразу приехал в роддом имени Пирогова и с цветами, конфетами и шампанским вошел в палату

Главврач Исаак Моисеевич Зильберман сам показывал меня отцу, положил на стол, распеленал и приговаривал: «Вы только посмотрите, какой замечательный мальчик! Какие у него щечки, глазки! Какие у него ручки. Ой, а что это у тебя в кулачке?» Доктор разжал мой кулачок и на ладошке увидел свое обручальное кольцо: «Да-а! Теперь я ни на секунду не сомневаюсь, что это ваш сын!» Оказывается, когда папа вошел в роддом, то у гардероба разговаривали медсестры, одна из них сказала: «Я забыла вернуть кольцо Зильберману после операции». Отец услышал эту фразу и сразу понял, какая волшебная история может родиться из этого пустяка. «Девочки, дайте мне это кольцо, я иду к профессору и сейчас ему верну», – сказал он. А дальше все дело техники: папа положил его в ручку маленького Акопянчика… Так рождаются легенды.

— История любви моих родителей не менее сказочная. Они впервые познакомились после войны – мама училась в школе, а папа уже работал артистом московской эстрады. 1946 год – голодное время в стране. Мама была солисткой в детском хоре, и лет в 15 ее за хорошую учебу пригласили поработать в пионерском активе в Колонный зал на новогодние праздники. Там она помогала маленьким детям раздеться, провожала их в зал на елку. На основной сцене шел новогодний спектакль, в котором в костюме волшебника с остроконечной чалмой на голове и восточном халате выступал Арутюн Акопян. Подружки звали маму посмотреть номер чародея, а она не шла: «Ой, боюсь, вдруг он меня загипнотизирует». Так и не посмотрела выступление полностью, только в дверную щель чуть-чуть. Всем школьникам обещали после праздников подарок по тем голодным временам царский: сушки, какие-то конфеты, сладости… Зима была холодная, мама заболела и несколько дней пролежала дома, а когда пришла, то ей сказали: «Ты поработала не полный срок, так что подарка не положено». Она села в фойе и заплакала. Тут проходил папа: «Почему такая хорошая девочка плачет?» Подружки сразу рассказали, что ее обделили подарком. «Это не проблема, – произнес папа. — Я ведь волшебник». И через несколько секунд в его руках появился подарок, который устроители дали ему лично за работу.

Прошло время, папа забыл ту историю, а маленькая девочка Лида помнила, и, когда ей исполнилось 19 лет, подруги пригласили ее на концерт в ДК «Звездочка» на улице Правды, где выступал Арутюн Акопян. Мама сидела в первом ряду и, не отрываясь, наблюдала магию в исполнении молодого чародея-красавца. После концерта за кулисами подруга, которая участвовала в концерте, познакомила ее с папой. Мама вспоминает, что он очень хотел понравиться ей. Был весь как на шарнирах и без умолка говорил. Потом предложил поработать у него ассистенткой, параллельно она училась в консерватории, а чуть позже родители поженились и прожили вместе 56 лет душа в душу.

Когда в Москву приезжали зарубежные делегации деятелей культуры, из министерства звонили и просили папу принять: «Мол, пусть посмотрят, как живут советские артисты». В 1961 году мы по просьбе Фурцевой принимали знаменитого Жана Маре, игравшего Фантомаса, и еще человек 20 зарубежных артистов вместе с ним. Устроили богатое застолье, армянская родня приготовила яства, бабушка напекла фирменных пирожков. Пожарили шашлык под водочку. Папа показывал манипуляции с картами, от которых Маре был в восторге.

Еще во время учебы в Институте землеустройства папа танцевал в ансамбле Игоря Моисеева, а потом познакомился с иллюзионистом, стал его помощником и заразился его фокусами. К последнему курсу у него уже была программа с оригинальным реквизитом. Он показал ее на Госэтраде и начал работать артистом оригинального жанра. В 1942 году сразу отправили с фронтовыми бригадами выступать перед солдатами. Отец дал около 2000 шефских концертов – перенес ранение, был контужен. Он вспоминал, как в составе агитбригады выступал на грузовике, у которого откинули бортики, на Белорусском фронте под Оршей. Немцы были совсем рядом. И когда отец показал номер, к нему подошел наш снайпер, следивший за немцами через оптический прицел: «А фашисты за вами в бинокль смотрели!» «Пусть смотрят, все равно они у меня ничего не разглядят», – ответил папа. В 1945 году Акопян выступал с Клавдией Шульженко и Леонидом Утесовым, который, кстати, часто приглашал его в свои программы. А потом спустя много лет они встречались на правительственных концертах.

С благословения Хрущева с 1955 года Акопян начал ездить за границу, откуда чемоданами привозил гонорары и отдавал родине. Он объездил с концертами более 120 стран, и везде его называли «русским чудом». Никита Сергеевич приглашал отца на приватные концерты перед иностранцами, лидерами государств и инструктировал, над кем нужно художественно поиздеваться. Тогда советский человек не мог иметь на руках валюту, но Акопяну ее давали. «Покажи этим америкосам, англичанушкам и французикам, на что способны советские люди», – напутствовал Хрущев. Отец сжигал на глазах иностранцев доллары, и тут же в его руках появлялись советские рубли: «Вот вам обменный пункт Арутюна Акопяна». И Хрущев торжествующе говорил: «Смотрите, какие чудеса показывают наши артисты: мы сжигаем вашу валюту – и появляется наш советский рубль!» Как-то на банкете Никита Сергеевич поднял бокал с вином: «Я хочу выпить за здоровье жулика международного масштаба Арутюна Акопяна». Папа пришел домой в недоумении и спросил у мамы: «Не пойму, похвалил он меня или…» «Конечно, похвалил», – успокоила его мама. «Нет, дождемся утра, на всякий случай приготовлю вещмешок», – ответил отец.

Ему не раз предлагали остаться в других странах. Но отец был предан стране. «За мной держава, – отвечал он на предложения. — А вы кто?» У папы было самое высокое звание – народный артист СССР, единственное в его жанре, ему дали квартиру, позволяли менять машины. Он ездил на черной «Волге», а автомобили такого цвета в то время считались правительственными, поэтому надо было получить разрешение не только от министра культуры, но и торговли. В Министерство культуры обращался за разрешением на покупку «Волги». Баталов и Матвеев в отличие от Акопяна ездили на белых машинах.

Папу обожала советская публика. Он давал концерт в ДК фабрик и заводов, а потом его просили выступить перед работниками, которые не могли уйти со своей смены. И он шел в цех и снова давал концерт. Наша дача была рядом с дачей Ивана Христофоровича Баграмяна. Маршал Баграмян приходил к нам на шашлыки, папа жарил мясо, а он говорил: «Я могу только заведовать углями». Глядя на него, нельзя было никогда подумать, что это великий маршал Советского Союза. Он заходил обычно в скромной одежде: пижаме и соломенной шляпе. Помню, как-то он пришел к нам в гости и пожаловался на сердечную боль. Папа ввел его в гипнотический транс со словами: «Сейчас ты окажешься на своей родине в Карабахе. Вокруг все цветет, ты вдыхаешь горный воздух…» Когда Баграмян очнулся, то сказал, что чувствует себя отлично. А отец стоял как выжатый лимон. Помогал он многим друзьям: Рине Зеленой побороть страшную мигрень, Фаине Раневской… Но гипноз на своих выступлениях крайне редко позволял себе.

Ролан Быков всегда говорил папе, что ему надо сниматься в кино, но у отца на это просто не было времени, весь его график был расписан. Легендарный шахматист Анатолий Карпов обожал папу. И Акопян с большим уважением относился к Анатолию Евгеньевичу. Говорили даже, что Каспаров считал, что в команде у Карпова великий волшебник, который может подействовать на результат их игры. Когда отец появлялся в зале, где проходил турнир, Каспарова сразу предупреждали. Правда, Акопян всегда говорил, что никогда не использовал и не собирается применять свой дар в корыстных целях.

Хрущев как эстафетную палочку передал своему преемнику Брежневу любовь к папе. Леонид Ильич приглашал отца на все правительственные концерты. На одном из них Акопян выступал перед лидером Югославии Броз Тито – разрывал свою афишу, потом из обрывков доставал ленты, карты, а затем оттуда бил фонтан денег. Брежнев повернулся к Громыко: «Давай сделаем Акопяна министром финансов!» Тот в недоумении: «У нас в стране?» «Нет, в Югославии. Будет у них весело, мало не покажется». В 1975 году папа выступал перед генсеком в Барвихе – в небольшом зале, а мы с мамой ассистировали за кулисами. После выступления отец зашел в гримерку переодеться, успел только снять штаны. Стоит в трусах и во фраке, как входит с горящими глазами Леонид Ильич. Брежнев сказал, что впечатлен номерами, и добавил: «Арутюн Акопян, научи меня черной магии». Папа спрашивает: «А что конкретно вас интересует?» Брежнев: «Понимаешь, я был маленьким мальчиком, пошел в цирк. И с меня, пацана, какой-то человек снял кепку, туда разбил два яйца, сыпанул соли, опилок с манежа, размешал это все, поджег, накрыл тряпицей, а когда ее снял, ты представляешь, в кепке появились бараночки! Как это он сделал?» Папа ему: «Ну что вы, Леонид Ильич, это просто фокус. Об этом трюке написано в моей книге, у меня ее с собой нет, но могу ее вам подарить. Хотите, приеду к вам с реквизитом и все покажу». Брежнев: «Приезжай».

Папа тяжело болел, уже плохо говорил – на своем особом языке, только мама понимала, что он хочет. Лежал, не мог уже ходить, а в руках у него были карты – мышечная память позволяла ему манипулировать с ними. Умирал он на наших с мамой руках. Незадолго до смерти очнулся, посмотрел на меня: «Сынок, жизнь – это не карточная игра и не фокус. Судьба часто подбрасывает тебе крапленые карты, но это не означает, что надо шельмовать». А потом после смерти папы в 2009 году у нас в квартире загорелась проводка – много чего сгорело, уцелел только любимый папин портрет, пламя не коснулось его… И когда мы начали срывать обои, выносить мусор, то за портретом обнаружили дневники отца. По записке, которая находилась там, папа позволяет мне в день его 100-летия прочитать дневник и обнародовать его. Так что я с стрепетом жду 25 апреля, чтобы подступиться к этому уникальному материалу.