Андрей Будкер — крупный теоретик, "релятивистский инженер", пионер коллайдеров на встречных пучках заряженных частиц. Он начинал в первой советской ядерной лаборатории, его идеи теперь используют физики по всему миру, он сравнивал науку с музыкой, был неукротимым спорщиком и капитаном собственноручно построенного катамарана. О связи мухи и паровоза с ядерной физикой, неуемной научной фантазии, нетерпимости к бюрократии и умении Будкера воспитывать новых ученых — в материале ТАСС.
Из маленького села в секретную лабораторию
Герш (или Андрей) Будкер родился 1 мая 1918 года в селе Мурафа Шаргородского района Винницкой области. Мать воспитывала его одна, отца убили петлюровцы. В 1936 году он окончил в Виннице школу и поступил на физический факультет Московского университета. Написал свою первую научную работу под руководством Игоря Тамма — лауреата Нобелевской премии 1958 года, в 1941 году ушел на фронт.
Будкер прошел всю войну, послужил на Дальнем Востоке, и в 1946 году, в 28 лет, начал работать в теоретическом секторе лаборатории №2, "двойке" — Институте атомной энергии, который возглавлял отец советской атомной бомбы Игорь Курчатов.
В 1949 году Будкер получил Госпремию СССР за способы вывода пучка из ускорителя. Он предложил систему с магнитными ловушками для удержания плазмы, а в 1952–53 годах был отстранен от работы над закрытой термоядерной тематикой
Ядерная физика как музыка и диалог
Обладатель редкого имени и непростого отчества всю жизнь был для близких и коллег Андреем Михайловичем, или просто А.М. Руководитель теоретического сектора советский физик Аркадий Мигдал так вспоминал о тайне имени Будкера: "Он не стал подправлять свое непривычное имя Герш Ицкович, скажем, на Григорий Исаакович, а как человек с размахом назвал себя Андреем Михайловичем".
Будкер быстро включался в любые обсуждения в институте, которые проходили очень горячо. Однажды Мигдалу даже пришлось выставить его за дверь, но Будкер продолжал кричать в замочную скважину: "Сделайте подстановку 1 на x!", и "возможно, его совет оказался правильным".
Он чувствовал красоту в решении задач ядерной физики: "Когда я вспоминаю первые годы решения атомной проблемы в СССР, мне кажется, что это была не наука, а поэзия. Музыка! <�…> Эти три года ежедневной работы до двух часов ночи, без выходных, без отпусков вспоминаются мне как самые светлые, самые восторженные годы в моей жизни", — писал Будкер.
Его метод работы с новыми идеями всегда происходил в формате диалога. "Он непрерывно генерировал новые мысли и во многих случаях что-то не учитывал. Дальше обсуждал это с сотрудниками, которые что-то в вопросе понимают. Он предлагал сырое и вместе с другими развивал идею", — рассказывает главный научный сотрудник новосибирского Института ядерной физики Герман Тумайкин, который работал с Будкером с 1962 года.
Будкер не любил интеллектуального одиночества. Когда у него случился инфаркт, его отправили отдыхать в Крым, почему-то в пансионат "Дом творчества писателей". Академик РАН Василий Пархомчук, который тогда был аспирантом Будкера, так вспоминает тот период. "Ему стало скучно в Крыму — он позвонил ученому секретарю и потребовал, чтобы кого-нибудь прислали для обсуждения научных вопросов. Я проходил мимо, и ученый секретарь говорит: ты же его аспирант, вот и езжай. Ну я и поехал: прилетел в Симферополь, добрался до места, а какая-то бабка меня зазвала к себе как неопытного туриста и поселила… в курятнике. Я буквально вставал с петухами, шел на море купаться, а потом встречался с Будкером. Эти беседы вылились потом в препринт издания по поводу общей работы с Протвино, где собирались строить ускорительно-накопительный комплекс".
Проблема паровоза, налетающего на муху
Будкер возглавлял в институте Курчатова лабораторию новых методов ускорения. Из нее вырос новосибирский Институт ядерной физики, который теперь носит имя ученого. Переезд Будкера в Сибирь был компромиссом: в Новосибирске ученому было где развернуться, не смущая столичных администраторов от науки. ИЯФ появился не с нуля — вместе с новым директором туда поехали 140 его соратников.
"В конце 1958 года я узнал о решении Будкера переезжать в Новосибирск. Он был в радостном возбуждении, делился планами организации института на новом месте, далеко от Москвы, куда "большой подлец сам не поедет, а маленьких можно не взять", писал его ученик — советский физик Спартак Беляев.
Под руководством Будкера строился первый в СССР коллайдер на встречных пучках — ВЭП-1. Первые столкновения на нем зарегистрировали в 1964 году, а первые результаты были получены одновременно с группой в Стэнфорде (США) в 1965 году. Будкер любил повторять, что для этого советским физикам пришлось ехать в Сибирь, а американским коллегам не надо было переезжать из Калифорнии на Аляску.
Встречные пучки разрешали противоречие: обычные ускорители становились все больше, а результативность столкновений — все меньше. Будкер не хотел идти по пути "реформ", он выступал за принципиально новый подход и стал первым, кто смог.
"Представим себе паровоз, налетающий на муху. Вряд ли он потратит на это столкновение заметную часть своей энергии. Так и летящая почти со скоростью света частица, масса которой согласно теории относительности увеличивается в тысячи раз, расходует на взаимодействие с покоящейся частицей лишь незначительную часть своей энергии. Такая неэффективность столкновений увеличивается с ростом энергии ускорителя и в конце концов кладет предел возможностям обычных методов ускорения", — писал Будкер. В ускорителе, где навстречу друг другу летят два пучка, у частиц одинаковая масса, и основная часть энергии идет на рождение новых состояний.
Еще до запуска первой установки со встречными электронными пучками ученые приступили к строительству ускорителя на встречных электрон-позитронных пучках ВЭПП-2. "Решение делать эту установку было рискованным делом: вероятность того, что она могла получиться, казалось в то время очень маленькой. Надо было решать много проблем. Все-таки Будкер взялся за это дело, и несколько его идей позволили запустить ее, и это прозвучало во всем мире", — рассказывает Тумайкин.
Капитан Будкер
Андрей Будкер разработал свою систему управления институтом. Он ввел формат встреч за круглым столом: ученые собирались и обсуждали в свободной форме любые вопросы. Эта система работает уже больше 60 лет: разные научные группы собираются за круглым столом каждый день, а над ними висит большой деревянный портрет основателя. Будкер считал — руководитель должен напрямую общаться с сотрудниками.
Будкер был строгим руководителем, часто цитировал военный устав: "командир обязан принять решение", не допускал бюрократии. "Он был беспартийным. В какой-то момент был избран новый секретарь партийной организации института, который пытался партийную власть поставить чуть ли не выше директорской власти. Это была сложная, тяжелая борьба, Будкер этот вопрос обсуждал на ученом совете. В конце концов ему удалось справиться — главным остался ученый, а не партийный деятель. Такое отношение было ко всем службам", — вспоминает Тумайкин.
Будкер начал преподавать теорию относительности студентам Новосибирского госуниверситета с первого курса, чтобы развивать у них релятивистское мышление (релятивизм — раздел физики, рассматривающий законы механики при скоростях, сравнимых со скоростью света — прим. ТАСС). Сначала Министерство высшего образования СССР настороженно восприняло эту идею, но затем рекомендовало и для других вузов.
"Будкер умел не столько формулами, сколько внутренним огнем зажечь аудиторию, было ужасно интересно его слушать. <�…> Он рассказывал, как тяжелеют частицы при ускорении, — на коллайдерах их эффективная масса возрастала в 1000 раз. Мы с детства приучались к тому, что мир релятивистский, надо смотреть на него шире, через более современную теорию, чем механика", — говорит Пархомчук. По воспоминаниям Будкера, среди его учеников со времен Москвы — не менее 30 докторов наук.
В редкие свободные часы Будкер был капитаном собранного им настоящего "корабля" — выбирался на сооруженном из двух лодок катамаране на Обское водохранилище и, по воспоминаниям физика Владимира Байера, "стоял на помосте в плавках, широко расставив ноги, как морской волк, и смотрел в бинокль. Зрелище было замечательным".
Человек будущего
Будкер считал, что атомная отрасль появилась преждевременно, и был постоянно нацелен на будущее. Например, как писал его ученик и коллега Борис Чириков, Будкер сразу заметил, что в термоядерном реакторе есть возможность превращения ядерной энергии в электрическую: "Понимая, что все это несколько преждевременно, он любил рассказывать анекдот об изобретателе, который разрабатывал регулятор к вечному двигателю, чтобы тот не разогнался слишком сильно".
"У Будкера была одна черта — он все время жил будущим. Если какая-то работа в институте сдвинулась с места, он терял к ней интерес: все разговоры были о том, что делать завтра. Ему была свойственна смелость и решительность — он быстро брался за новые проекты в институте", — говорит Герман Тумайкин.
Несмотря на смелость в начинаниях, Будкер был очень осторожен с публикациями. "Он публиковал только те работы, в которых было новое слово, новый шаг. И пытался воспитывать в научных сотрудниках эту сторону, чтобы не тратить время, не писать лишние публикации", — добавляет ученый.
Советский физик Лев Ландау назвал как-то Будкера "релятивистским инженером", чем тот гордился. Научная фантазия Будкера никогда не утихала, и его мысли были постоянно чем-то заняты. Еще работая у Курчатова, ученый придумал теорию колхоза, а также машины, воспроизводящие сами себя. "Мы обсуждали многие проблемы у него дома — там валялись крылья, мотор, он хотел собрать суперкатер. А еще он чуть ли не сам обсуждал с проектировщиками, какие коттеджи строить для ученых в Академгородке", — рассказывает Василий Пархомчук.
Идеи Будкера используются в ускорительной физике во всем мире. Его коллеги сходятся в том, что он сочетал в себе и теоретика, и экспериментатора, и организатора — все эти черты были выдающимися. А его учитель Аркадий Мигдал говорил, что Будкер просто был физиком от рождения: "Не экспериментатор, не теоретик, а физик с большой буквы".
Анастасия Аникина
Комментарии