…Половина восьмого вечера. Офис опустел, а значит, наступило самое плодотворное время для работы: никто не задает вопросов, не отвлекает телефонными звонками и пустыми разговорами. И я с удовлетворением осознаю, что без проблем выполню срочную работу, которой шеф озадачил во второй половине дня (уточнив, что она должна быть сделана еще вчера, но до завтрашнего утра он, так и быть, готов подождать).
Кипучую работу мозга прервал телефонный звонок. На дисплее смартфона высветилось «Соня». Странно, с чего бы это лучшая подруга решила позвонить вечером вторника – своего традиционного «дня свиданий»? Не иначе что-то случилось.
Не ошиблась: услышав в трубке сдавленное «Привет!», поняла, что дела плохи.
— Что случилось? — от волнения кровь застучала в висках.
— Меня Димка бросил, – пролепетала Соня.
— Ой, ну, не в первый раз, – облегченно сказала я
— На этот раз точно навсегда, – чувствовалось, что подруга едва сдерживает рыдания.
— С чего ты взяла? — я снова напряглась. — Чем этот раз отличается от всех предыдущих?
— Он мне ключи от моей квартиры отдал, – она зарыдала не сдерживаясь. — Ничего себе день свиданий получился! Я сразу поняла, когда к нему приехала, что что-то не так. Планировали в кафе сходить, но он предложил поужинать дома. И за ужином объявил, что наши отношения себя исчерпали и нам необходимо расстаться. Мол, у каждого из нас свой путь, и после расставания нас обоих ждет личностный рост. А еще сказал, что мы как цивилизованные люди должны сохранить добрые отношения. Настолько добрые, что при наличии длительного сексуального голода можем иногда даже встречаться, чтобы его удовлетворить. Естественно, без претензий на чувства, а просто по старой дружбе. Представляешь?
— Ну и как тебе идея секса по дружбе? — я едва не онемела от возмущения.
— Да вообще кошмар! — белугой ревела Соня. — Какая дружба, если я его люблю? И как мне теперь без него? Я всего этого точно не переживу. Может, таблеток каких напиться…
— Крыша у тебя, что ли, поехала? — заорала я в трубку, вскочив со стула.
— Да я про успокоительные, – Соня даже затихла на секунду, оглушенная моим криком. — Так больно – аж дышать не могу.
— Выпей валерьянки, только не перестарайся, – выдохнула я. — Где ты сейчас?
— Сижу в машине около его дома, – сквозь плач я едва различала ее голос. — Пока вещи свои по его квартире собирала, как-то держалась, а вышла из подъезда – и словно подкосило: руки трясутся, ноги не слушаются.
— Главное, чтобы голова слушалась, иначе как ты до дома поедешь? — с тревогой спросила я. — Светофоры и разметку ведь сквозь слезы не различишь! Жди меня, я сейчас к тебе на такси подъеду и сяду за руль.
— До дома-то я доеду, – почти шепотом сказала она. — Только одна сейчас точно быть не смогу. Приезжай ко мне, а? А то я с ума сойду.
— Выезжаю! — решительно сказала я. — Смотри, аккуратнее там на дороге!
Срочное задание шефа осталось невыполненным, но какая тут работа, если у подруги крах в личной жизни? Ничего, подумала я, встану в пять утра, к шести приеду в офис и все успею к началу рабочего дня.
…По дороге к Соне я размышляла, когда она сможет принять душой новые реалии, и пришла к неутешительному выводу, что нескоро. Ухоженная, уверенная в себе, острая на язычок и обладающая собственным (и, как правило, критическим) взглядом на жизнь, она становилась сама не своя в присутствии своего обожаемого Димы. Их роман длился пятнадцать лет, причем без шансов трансформироваться в настоящую семью. Дима был разведен и не имел ни малейшего желания повторять брачный опыт. Он жил в хорошо оборудованном двухкомнатном холостяцком «гнездышке», и его все в жизни устраивало. Для души – неограниченная свобода, подкрепленная достойным заработком, а для тела – Соня, которая неслась к нему по первому зову, готовая разделить с ним не только постель и прочие радости жизни, но и любую его проблему. Она овдовела совсем молоденькой и, встретив Диму спустя несколько лет после смерти мужа, по-девичьи размечталась о семье и детях. Пару раз беременела и, замирая от надежды и страха, сообщала ему о своем желании оставить ребенка. Надежды оба раза были напрасны: Дима оплачивал ей аборт в самой лучшей клинике и требовал решить наконец проблему более качественной контрацепции. Она плакала, униженно просила, убеждала, какой у них будет замечательный малыш (говорила, что если ребенок рожден от большой любви, он обязательно будет умным, здоровым и успешным) – все без толку. Потом она с трудом восстанавливала душевное равновесие после операции, уговаривала себя, что надо расставаться, поскольку отношения бесперспективны, но спустя неделю снова звонила своему Диме, готовая по первому зову лететь к нему, лишь бы только быть рядом.
Бойфренда Сони я всегда недолюбливала (по моим меркам, излишне напыщен, самонадеян и капризен), но ради душевного спокойствия подруги старалась свое отношение к нему лишний раз не демонстрировать. Однако не могу не признать, что его трудно было упрекнуть в несбыточных обещаниях. Он никогда и ничего в плане совместных перспектив Соне не гарантировал. Наоборот, не раз говорил ей, что они вместе до тех пор, пока обоим в отношениях комфортно, и декларировал свое «право на самоопределение» по первому же велению сердца. Она молча проглатывала эти «светлые» перспективы, в глубине души надеясь, что никуда в итоге он от нее не денется. Ну, кто еще может так, как она, стоически переносить его регулярные смены настроения (как я иногда язвила, хронический ПМС), выдавать его мнение за свое и заботиться о нем как о маленьком ребенке. Действительно, первые ягоды с дачи – Димочке, лучший кусок за столом – Димочке, место у окна в самолете – тоже ему, мытье окон в его квартире после тяжелейшего гриппа – ничего, не смертельно! Справедливости ради надо отметить, что он тоже периодически ее баловал: то ювелирку какую подарит, то уколы красоты оплатит, то к морю свозит. Соня была безмерно ему благодарна за каждый знак внимания, в чем бы он ни выражался. Но гнетущая неуверенность в их совместном завтрашнем дне периодически прорывалась обильными слезами и закономерными вообщем-то вопросами, почему она для него не номер один в жизни, если он для нее – центр мироздания. В такие моменты у него леденел взгляд, и она мгновенно спохватывалась, что снова нарушила не раз озвученные условия их союза про отсутствие взаимных обязательств. Мол, или принимай ситуацию как данность, или ты прямо сейчас абсолютно свободна. А она такой свободы в страшном сне представить не могла. И все снова возвращалось на круги своя: он позволял себя любить и вальяжно снисходил до нее, определив для свиданий один день в неделю с дополнительными совместными выходами в свет по значимым поводам. Она продолжала мучиться и страдать, но все-равно была счастлива, что в ее жизни есть любимый мужчина. И вот теперь в этом статусе обожаемого Димочки у нее больше нет.
Я ехала к подруге и представляла, как она откроет мне дверь зареванная, с полным безнадеги взглядом, в одночасье потерявшая смысл жизни и веру в себя. И понимала, что злюсь при этом вовсе не на напыщенного Диму, реализовавшего свое право за дальнейший самостоятельный путь. Его прозрение еще впереди, потому что нереально найти более беззаветно любящую женщину, чем моя Соня. Я злюсь на нее, свою лучшую подругу, которая своим многолетним смирением обеспечила себе долгие месяцы страданий и самокопаний, в чем она виновата и почему не удержала любимого. И я знаю, что не буду капать ей в стакан валерьянку, гладить по голове и убеждать, что все мужики – сволочи. Нет, не все. Но таковыми их нередко делаем мы сами.
Жизненный опыт, тот самый, который «сын ошибок трудных», свидетельствует, что не только маленького ребенка, но и взрослого мужчину можно безнадежно испортить хроническим смирением и собачьей преданностью, которые мы, женщины, называем любовью. Любовь к мужчине не означает отказ от любви к себе. Ну, если уж не любви, то как минимум банального самоуважения. Уподобляясь прикроватному коврику, мы безнадежно роняем в глазах ближнего свою «потребительскую ценность». И если бы Дима знал, что Соня не потерпит неуважительного отношения к себе, он ценил бы ее куда больше и в «отставку» бы не отправил. Слова великого поэта «Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей» в равной степени применимы и к мужчине. Вот это я ей и скажу. Знаю, что подруга ждет от меня другого – жалости и сочувствия. Но в момент обострения болезни лучше горькая, но эффективная пилюля, чем бесполезный сахарный сироп. И я очень надеюсь, что история с Димой станет для моей Соньки лучшей прививкой от потенциальных мужских обид.
Комментарии