Валар Моргулис: почему положительные персонажи "Игры престолов" умирают чаще

В разгар финального сезона фэнтези-эпопеи в издательстве АСТ выходит книга "Игра престолов: прочтение смыслов". Это сборник статей российских ученых, историков и психологов, которые анализируют поступки и события сериала, сравнивая их с реальными историями из жизни (или практики).

Например, они разбирают вопрос добра и зла в сериале — почему быть добрым в таких реалиях невыгодно и как это можно спроецировать на нашу жизнь? Или почему зрителей привлекает этот сериал, если там так много насилия, смертей и жестокости. ("Фанаты "Игры престолов" — садисты?" — спрашивают они друг друга.) Кроме того, они разбирают место религии, иммигрантов, посттравматических синдромов в игре за трон.

Учитывая, что автор саги Джордж Мартин вдохновлялся настоящими историческими событиями, проводить параллели не так сложно, а поступки персонажей и их мотивация кажутся простыми и понятными — во всяком случае, так считают психологи.

Обычная претензия не смотрящих сериал "Игра престолов" к тем, кто его смотрит и любит, звучит так: "Как же вы можете смотреть этот ужас? Зачем? Только начал(а) и выключил(а)". И несостоявшихся зрителей можно понять, стоит только вспомнить содержание самой первой серии.

Сериал начинается со встречи Ночного дозора с белыми ходоками, затем десятилетний Бран Старк вынужден смотреть на казнь человека, причем он не должен отводить взгляд, когда меч его отца отрубает дезертиру голову. Родной брат юной Дейнерис Таргариен продает девушку "одному из лучших убийц в мире" кхалу Дрого, принадлежащему к культуре, в которой свадьба считается скучной, если на ней не было как минимум трех убийств

За свадьбой следует узаконенное изнасилование, показанное довольно подробно и натуралистично. В конце серии уже известный нам Бран Старк, занимаясь своими любимыми делами — беготней и лазанием по стенам, случайно заглядывает в окно высокой башни, где брат действующей королевы Джейме Ланнистер занимается сексом с собственной сестрой. Королева Серсея в испуге восклицает: "Он нас видел!", Джейме откликается: "Чего не сделаешь ради любви!" – и, не моргнув глазом, выталкивает мальчика из окна, чтобы тот не выдал их тайну.

Каждое из этих событий по отдельности могло бы обогатить не одного психоаналитика, здесь же все они в совокупности — только лишь экспозиция, завязка, фон, на котором еще только начнет разворачиваться история. То есть нам сразу, с места в карьер, показывают, что перед нами мир, в котором насилие и смерть — это просто часть жизни, обыденность, на которую учат смотреть, не отводя взгляда, даже детей. Многие же смотреть сериал на этом месте перестают — и их, повторю, можно понять.

Кульминацией событий первого сезона, по мнению большинства зрителей, становится гибель отца Брана Нэда Старка — воплощения чести, благородства и, к сожалению, некоторой недальновидности и неопытности в дворцовых интригах. Ему отрубают голову так же, как он в первой серии отрубил голову дезертиру Ночного дозора, причем свидетелями его казни станут две дочери — Санса и Арья. И снова перед нами тема насильственной смерти, на которую смотрят в том числе дети. Одно из возможных посланий зрителям состоит в следующем: смертны все, "Валар моргулис", и у так называемого "положительного" героя в мире "Игры престолов" шансов умереть не меньше, а возможно, и больше, чем у "отрицательного".

И в таком случае перед нами встают два вопроса. Первый: есть ли в сериале "Игра престолов" что-то, ради чего его стоит смотреть, что-то кроме насилия, секса (часто насильственного) и смерти? Или все фанаты "Игры престолов" просто тешат свой садистский радикализм, получая удовольствие, созерцая ужасы на экране? И второй: как можно говорить о травме в мире, где насилие и смерть — обыденность? Можно ли о ней говорить в принципе? И если да, то что это такое и как ее можно преодолеть?

Ответом на первый вопрос, как я надеюсь, станет вся статья, вторым же мы займёмся прямо сейчас.

Прежде чем говорить о травме в мире "Игры престолов", хорошо бы определиться с терминами. О травме заговорили с самого начала истории психотерапии, еще в конце XIX — начале XX века, Жан-Мартен Шарко, Пьер Жане и Зигмунд Фрейд, но массовое развитие эта тема получила в США в 1980-х годах, когда все больше внимания общества профессионалов в области душевного здоровья стали привлекать психические трудности возвращавшихся из Вьетнама комбатантов и диагноз ПТСР (посттравматическое стрессовое расстройство) был впервые включен в "Диагностическое и статистическое руководство по психическим расстройствам" (DSM). С тех пор понимание и определение травмы много раз менялись, она определялась как от субъекта (если что-то, пусть даже не купленное родителями мороженое, непереносимо для моей психики, значит, это и есть травма), так и от объекта (травма — это совершенно определенный набор жестких событий), этим термином называют как само событие, так и реакцию на него психики. Часто различают травму развития (событие или ряд событий, случившихся довольно рано в жизни ребенка и повлиявших на его формирование, с этой темой работают все психотерапевтические направления, каждое по-своему) и шоковую травму (нечто, происходящее с уже сложившимся человеком и разделяющее его жизнь на "до" и "после", необратимо ее меняющее). Шоковую травму хочется забыть, вернуть жизнь к той, что была до произошедшего, но это невозможно, приходится интегрировать новый опыт, новую мудрость, строить в этом контексте новую жизнь — и в процессе происходит то, что травматерапевты называют посттравматическим ростом (ПТР) в оппозиции посттравматическому стрессовому расстройству (ПТСР). Эти два вида травмы можно было бы назвать "травма по Фрейду" и "травма по Франклу".

Приведем два современных определения травмы:

• "психологически фрустрирующее событие, выходящее за рамки обычного человеческого опыта... сопровождающееся интенсивным страхом, ужасом, чувством беспомощности... угроза жизни или физической целостности…" (Green, APA, 1987);
• "стрессовое событие или ситуация (кратковременная или продолжительная) исключительно угрожающего или катастрофического характера, которые могут вызвать общий дистресс почти у любого человека (например, природные или искусственные катастрофы, сражения, серьезные несчастные случаи, наблюдение за насильственной смертью других, роль жертвы пыток, терроризма, изнасилования или другого преступления)" (МКБ-10, 1989, рекомендована к применению в РФ в 1993).

Итак, мы видим, что, согласно первому определению, травма — это жесткое событие, выходящее за рамки обычного человеческого опыта. Второе определение эту формулировку расширяет, добавляя к нему виды возможных событий — серьезные несчастные случаи, наблюдение за насильственной смертью других и тому подобное. То есть все то, что переживают герои "Игры престолов" постоянно, то, на что приучают смотреть детей. Через подобное "воспитание взгляда реальностью" проходят все дети Старков, но одни из них в этом преуспевают (Бран, Арья), другие же держатся прекрасных иллюзий сколько могут (Санса). Интересно отметить, что в критической ситуации, когда из-за действий сестер будущий король Джоффри получает чувствительный удар по самолюбию, именно Арье удается хитростью спасти свою любимицу — лютоволчицу Нимерию, она начинает кидать в нее камни и прогоняет в лес, тогда как Леди, волчица Сансы, из-за недальновидности и нерасторопности своей хозяйки погибает. То есть от реалистичности взгляда на мир зависит жизнь не только самих героев, но и тех, кого они любят. Санса "учится медленно, но учится", как скажет она в седьмом сезоне Мизинцу перед тем, как его казнит Арья. Бран, Арья, даже Санса — северные дети, "Север помнит" и ждет Зимы, на этом фоне милые и нежные дети Ланнистеров Мирцелла и Томмен (о садисте Джоффри разговор отдельный) выглядят гораздо инфантильнее, несмотря на всю хитрость и жизнестойкость их матери, королевы Серсеи. На момент окончания седьмого сезона ни одного из них уже нет в живых.